Курская битва. Перелом

5-й гвардейской танковой армии потеряли более 3500 солдат и офицеров, 359 танков и САУ, из которых 207 — безвозвратно; общие потери всех штатных и приданных соединений этой армии за 12 июля составили 382 танка и САУ, из которых 230—235 были уничтожены (согласно другим данным, общие потери 5-й танковой армии в бронетехнике за 12 июля достигают от 470 до 500 танков и САУ, а безвозвратные — 350 машин)⁴⁶⁴. Наибольшие потери войскам 5-й танковой армии причинила дивизия лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» — по немецким данным, за 11 и 12 июля ее части подбили и уничтожили 192 советских танка⁴⁶⁵. Соответственно, общие потери войск Воронежского фронта в бронетехнике за 12 июля по максимальной оценке превышают 530 танков и САУ.

Причиной больших потерь бронетехники под Прохоровой 12 июля стало формальное следование принципу концентрации сил и средств, а именно сосредоточение массы танков и САУ на узком участке фронта, с эшелонированием боевых порядков на небольшую глубину. При этом перед бронетехникой была поставлена не каноническая задача — войти в так называемый «чистый» прорыв для его развития и выхода на оперативный простор, а вместе со стрелковыми соединениями и артиллерией обеспечить этот прорыв тактической полосы обороны противника. Зеркально отображая тактику действий немецких войск против глу-бокоэшелонированной и заранее готовившейся в течение трех месяцев обороны русских под Курском, советское командование в первом эшелоне развернуло танковые части, поддерживаемые моторизованной пехотой. На первый взгляд контрудар имел все предпосылки для успеха — соединения 4-й танковой армии, ослабленные тяжелыми боями по преодолению мощной советской обороны, находились в наступательных боевых порядках и, казалось, не должны были за одну ночь успеть перегруппироваться и подготовить эффективную противотанковую оборону. Однако здесь сказалась разница уровня боевого мастерства сторон — в той ситуации, где германцы вероятнее всего добились бы крупной победы оперативного масштаба, русские потерпели крупную неудачу.

Советская разведка располагала информацией о реальных силах противника на направлении контрудара 5-й гвардейской танковой армии — до 150 танков⁴⁶⁶. Однако советскому фронтовому и армейскому командованию, а также органам управления 5-й гвардейской танковой армии не удалось использовать значительное (более чем двукратное) преимущество своих войск в силах и средствах. В связи с недостатками организации артиллерийская поддержка наступления была организована плохо, обнаруженные противотанковые средства противника не были заранее выявлены и подавлены, взаимодействие с авиацией практически отсутствовало, управление частями в ходе боя со стороны штаба армии опаздывало и не соответствовало складываю-

щейся обстановке, решения принимались на основе выездов на место и сообщений по проволочной связи. Кроме этого, не были учтены условия местности, рельеф которой на правом фланге препятствовал маневрированию бронетехники и приводил к скученности и перемешиванию боевых порядков в ограниченной зоне, хорошо простреливаемой вражеской артиллерией и не прикрытой надежно с воздуха от ударов немецкой штурмовой авиации. В результате боевых действий 12 июля на Прохоровском направлении соединения 5-й гвардейской танковой армии понесли большие потери и были вынуждены перейти к обороне.

Вместе с тем В. Замулин пытается объяснить неудачные действия и большие потери 5-й гвардейской танковой армии в бронетехнике тем, что вышестоящее командование дезориентировало, командиров соединений, поэтому некоторые из них считали (например, командующий 18-м танковым корпусом), что 12 июля танковая армия «входит в прорыв»⁴⁶⁷. Отсюда штабы соединений армии планировали, что организованное сопротивление и противотанковые средства в первой полосе обороны противника на участке ввода танков будут подавлены действующими впереди стрелковыми частями и артиллерийской группировкой. Соответственно, командный состав танковых бригад и экипажи боевых машин оказались психологически не готовы вести длительную позиционную борьбу с налаженной системой противотанковой обороны немцев.

В действительности двусмысленность некоторых формулировок боевых приказов по поводу «ввода в прорыв» объясняется как лексическими неточностями и общим стилем подготовки управленческих документов того времени, так и разными задачами, которые ставились перед первым и вторым эшелонами танковых корпусов. В частности, тот же командующий 18-м танковым корпусом в своем боевом распоряжении 11 июля четко выделил в составе первого боевого эшелона активный эшелон прорыва⁴⁶⁸. Соответственно, бригады второго эшелона предназначались не только для поддержки, но и развития успеха путем оперативного использования на участках разрывов обороны противника, созданных первым эшелоном, то есть фактически для ввода в прорыв.