Курский перевал

Все больше увлекаясь новой идеей, Манштейн рисовал на карте значки своих дивизий, подсчитывал их возможности и за час работы набросал план нового наступления. Главный удар на Прохоровку нанесут самые мощные танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх». Но об этом противник даже догадываться не должен. Нужно создать у него впечатление, что основные силы по-прежнему действуют вдоль автомагистрали. Там на узком участке нанесут удар дивизии СС «Великая Германия» и 11-я танковая дивизия, а 3-я танковая, 255-я и 332-я пехотные дивизии прикроют их с запада. Это будет хоть и не столь мощный удар, но он скует противника, а при упорном наступлении может оказать серьезную помощь главной группировке. Нужно продолжать наступление и северо-восточнее Белгорода. Там удар нанесут 6, 7-я и 19-я танковые, 106, 198-я и 320-я пехотные дивизии. Их нужно бросить в прорыв на узком фронте и попытаться выйти к Прохоровке с востока. Это поставит под угрозу окружения большую группировку русских севернее Белгорода и опять-таки отвлечет их внимание от прохоровских высот и плато.

Разгоряченный Манштейн бросил карандаш на карту и встал. Где-то недалеко рвались бомбы. Это опять русские ночники начали бомбежку. Манштейн послушал немного и вновь склонился над картой. Новый план со всей силой захватил его, и он решился на последнее рискованное мероприятие — на подтягивание к району боев своего последнего резерва — танковой дивизии СС «Викинг» и 17-й танковой дивизии. Через сутки и эти дивизии могут быть под Прохоровкой и завершить то, что не успеют сделать «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх».

Озлобленная растерянность, так властно овладевшая Манштейном в последние дни, вновь сменилась твердой уверенностью в блестящем завершении операции «Цитадель», и это сразу же возбудило кипучую деятельность. Никому не доверяя тайны своего замысла и торопясь, он сам в разные концы звонил по телефонам, приказал все маршевые батальоны и роты танков немедленно передать дивизиям «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх», тут же, не задумываясь, распорядился большую часть артиллерии перебросить на Прохоровское направление и, не приняв еще окончательного решения о времени нанесения новых ударов, связался по телефону со своим соседом, командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Клюге.

С первых же слов Клюге Манштейн понял, что фельдмаршал взбешен и с трудом владеет собой. Не дослушав даже, о чем говорил Манштейн, он, шепелявя и пропуская целые слова, обрушился градом упреков на своего подчиненного, столь ненавистного ему Моделя.

— Выскочка!.. Проходимец!.. Языком воюет!.. Неделю просил для прорыва, а сам завяз в обороне русских и десятью дивизиями какие-то Поныри и Ольховатку не возьмет… Подкрепление требует, резервы требует, а у меня фронт колоссальный, направление Московское. Русские вот-вот на Смоленск ударят.

Хорошо зная Клюге, Манштейн не перебивал его, дав старику возможность излить свой гнев. Наконец Клюге начал стихать и уже осмысленно и ясно сказал:

— Я приказал ему приостановить наступление. На фронте всего в десять километров сосредоточить шесть танковых, две моторизованные и три пехотные дивизии, тщательно подготовиться и с утра одиннадцатого начать последний и решительный штурм обороны русских. Если и этот удар не даст успеха, то, значит, кончилось все и война проиграна!

Высказав это столь резкое и опасное мнение, Клюге смолк, видимо досадуя на себя за горячность.

— Я также решил приостановить наступление на сутки, — стараясь успокоить старика, мягко сказал Манштейн, — также сосредоточиваю свои главные силы на узком фронте. И утром одиннадцатого наношу последний сокрушающий удар.

— Совершенно правильно, — воскликнул Клюге, — другого выхода нет! Только решительный удар всеми силами спасет положение! Иначе — катастрофа!

XII

— Ничего не понимаю: одиннадцать часов, а на фронте тишина! — возбужденно сказал полковник Савельев и подошел к сидевшему над картой Бочарову. — Почему не наступают они? Почему?

— Если судить по донесениям наших штабов, у немцев очень большие потери, — не отрываясь от карты, задумчиво проговорил Бочаров.

— А, — пренебрежительно отмахнулся Савельев, — ты что, не знаешь, как в горячке боя потери противника определяют? Кто там считает, что и где уничтожено? Помнишь суворовское: «Пиши больше, чего их жалеть, супостатов».

— Конечно, сил у немцев еще много, — все так же напряженно думая, сказал Бочаров. — Эта остановка — для подтягивания сил и подготовки новых ударов. Ведь не только здесь, у нас, между Белгородом и Курском, но и там, перед Центральным фронтом, между Орлом и Курском, немцы тоже остановились.

— Вот именно! — воскликнул Савельев. — Единый план!

В тринадцать часов Савельев принял первое тревожное донесение: до сотни фашистских танков с пехотой бросились в атаку вдоль автомагистрали на Курск. Через несколько минут стало известно, что противник возобновил наступление на Северном Донце.

— Все ясно! — воскликнул Савельев. — Подтягивал резервы, тылы и готовился к продолжению наступления на прежних направлениях.