Курский перевал

Дробышев присел рядом с Козыревым, закурил, как и другие, пряча папиросу в рукав, и с радостью вслушивался в тихий разговор. Сейчас все эти восьмеро сидевших тесным кружком людей, с которыми он скоро начнет выполнять трудное и опасное задание, казались ему одним большим и сильным человеком, готовым перенести любые испытания. «Жаль только, Чалого нет. Лежит, видать, в госпитале и о нас думает. Какой он сильный! Изранен весь, а уходить не хотел…»

— Скоро? — едва уловимым шепотом прервал Козырев мысли Дробышева.

— Еще десять минут, — взглянув на светящийся циферблат часов, ответил Дробышев.

Вопрос Козырева сразу же изменил настроение лейтенанта. Он встал, прилег грудью на бруствер траншеи и всмотрелся в темноту. Он хорошо знал, что сейчас между ним и противником в двух траншеях еще сидят наши стрелки, пулеметчики, бронебойщики. Но вот минутная стрелка подойдет к цифре «12», и все, кто сейчас занимает две первые траншеи, ходами сообщения двинутся в тыл. А он, Костя Дробышев, с тремя пулеметчиками и пятью автоматчиками окажутся лицом к лицу с противником. Все эти торопливо наплывавшие мысли тревожили Дробышева. Чтобы отвлечься от них, он подошел к пулемету, ласково погладил холодный металл и вдруг вспомнил, что прошлой зимой с этим самым пулеметом они с Чалым ползли по снегу к высоте под Касторной.

«Друг ты мой, дружок, — мысленно сказал Дробышев, держась за рукоятки, — там не подвел ты, послужи честно и теперь».

— Ну, товарищи, — отойдя от пулемета, решительно проговорил он, — время! По местам!

Бесшумно и спокойно, словно отправляясь на самое обыденное дело, Гаркуша и Тамаев встали у пулемета, а стрелки по траншее разошлись в стороны.

Резкий отсвет взвившихся ракет взорвал темноту.

— Сигнал, — прошептал Дробышев.

И не успели еще отгореть красные ракеты, как далеко позади, там, где, как знал Дробышев, должны были прорвать кольцо вражеского окружения третий батальон и танковая рота, гулким разливом прокатились артиллерийские залпы, взахлеб, опережая друг друга, застрочили пулеметы и автоматы, бледно озарилось безлунное небо. С каждой секундой гул боя все нарастал и ширился, охватывая и балки позади окруженного полка, и соседние с ними холмы, и рощу, и сожженные поселки.

В ходах сообщения от переднего края послышались осторожные шаги, легкие стуки, редкий, едва уловимый говор. Вскоре шум приблизился, и над ближним ходом сообщения замелькали темные силуэты поспешно уходивших людей. Дробышев хорошо знал, что это покидают свои позиции и начинают отход стрелковые роты, но почувствовал вдруг, как что-то вроде оборвалось внутри и по всему телу пробежал колючий озноб.

Первые минуты после начала прорыва, видимо еще не понимая, что случилось, противник молчал. Но вот, словно спросонья, где-то справа затрещала пулеметная очередь, потом взвилась, разбрасывая слепящий свет, ракета, и сразу же, как по единой команде, по всему окружью застрочили автоматы, раскололось в небе множество осветительных ракет, в одиночку и залпами ударили минометы.

Дробышев замер, щурясь от яркого, нестерпимого света. Хотелось нырнуть, лечь на дно траншеи и не подниматься, пока не исчезнет этот противный мертвенный свет и не утихнет пальба.

Кто-то, тяжело дыша, подбежал к нему и хрипло спросил:

— Дробышев?

— Я, — отозвался Дробышев, узнав в подбежавшем командира пятой роты.

— Из первых траншей все люди отведены. Перед вами наших никого нет, — торопливо сказал он и, на ходу пожав руку Дробышеву, скороговоркой добавил: — Будь здоров! До скорой встречи!

Огонь противника усиливался, непрерывно взлетали осветительные ракеты. Слепящие огненные шары, словно напоказ, обозначили весь участок окруженного полка в форме огромного овала, в вершине которого пробивались третий батальон и танковая рота, а внизу, на юге, оставались лишь крохотные группы прикрытия Черноярова.

— Давай, давай, — с вызовом и злой радостью воскликнул Козырев, — пуляй ракеты, свети ярче! Раз светишь, значит не знаешь, что наши ушли, значит обманули мы тебя, обхитрили!

Но противник, видимо, понял, что происходило, и, продолжая по-прежнему строчить из пулеметов и автоматов, прекратил пускать ракеты. Густая, зыбкая темнота, усиливаемая отблесками выстрелов, вновь окутала землю.

Теперь, когда главные силы оставили первые траншеи, началась работа групп прикрытия отхода. Нужно было показать противнику, что в обороне ничего не изменилось, что советские войска как упорно стояли на своих позициях, так и стоят. И если противник попытается наступать, то задержать его, остановить, дать возможность своим подразделениям беспрепятственно отойти, а затем и самим группам прикрытия отскочить на новый рубеж.

— Начинаем, Иван Сергеевич, — сказал Дробышев, беря ракетницу и сумку с ракетами, — как договорились: вы там, слева, а я — справа.