Я всегда старался обставить дом со вкусом. Я не из тех, кто вешает на стену по двадцать распятий. Пара всегда была, но выглядели они эстетично. У меня было много всяких идей. Например, я брал макеты скелетов, наполнял их чем-то, превращая в своеобразные куклы, потом одевал и разыгрывал при их помощи сцену рождества Христова. Такое вот рукоделие. А еще я записывался и рассылал записи на все студии подряд. Непременно с подарками внутри: всякими там записочками или использованными презервативами, и с муравьями – с муравьями из пластика, с конфетти тоже.
Да.
Почтовое управление
Я отослал записи в «Touch and Go», в SSТ, а ещё в «Alternative Tentacles». В общем, всем подряд. В «Touch and Go» я послал записей двадцать, наверное. С ними я хотел работать куда больше, чем с другими. У них записывались мои любимые группы.
Я полагаю, что мы идейно близки, например, с «Scгatch Acid», «Big Black» и «Butlhole Suгfers». Обожаю эти три группы.
В те времена hard-rock`а уже почти не существовало. Его сменил speed-metal, который я терпеть не мог. Единственной приличной альтернативой был new-wave, к которому мы поначалу и примкнули. «Scгatch Acid» я, например, любил за наличие четкой мелодической структуры у песен. Эдакий поп. Песня запоминалась, за развитием мелодии можно было следить. Типичный «Aerosmith», только с большущим «приветом». Вот и я хотел добиться того же.
Мы с Крисом возненавидели Сиэтл и все тамошние группы лишь потому, что стремились никому не подражать. Нас столько времени не признавали, что внезапное признание в тех или иных кругах было для нас противоестественным. Так что мы выработали такой механизм защиты: все время говорили о Сиэтле всякие гадости. Обидно было, что нас считали мужланами из Сиэтла, которые только вчера услышали о «The Wipers». На самом деле такого отношения и не было. Что б мы ни думали, я вырос вовсе не в Сиэтле и не в зажиточной семье, но я бросил вызов этому образу жизни давным-давно. Хотя нас по сути хорошо принимали. Мы тогда не хотели этого признавать.
Мы встретили Джонатана из «Sub Pop» в каком-то кафе. Крис пил все утро, мы встретились около одиннадцати. А Крис начал пить часов в восемь, очевидно. Он был пьян и чертовски зол. Мы не могли говорить с Джонатаном, потому что Крис смотрел на него взглядом василиска и при этом постоянно рыгал, а потом, вдруг, как заорал: «Ну чего вы все вылупились-то, эй, эй!». У него такое «эй» громогласное. В общем это было забавно, смешнее не придумаешь. В жизни ничего смешнее не видел. Джонатан уже собирался уходить. Не помню, пришли ли мы к чему-то в тот день. Мы были так сбиты с толку, что ничего хорошего не вышло.
Мне кажется, влияние студии звукозаписи «Sub Pop», того, что они пытались сделать, заставило нас призадуматься, о том, что мы пытаемся сделать. Когда мы услышали сингл «Mudhoney» это нас подстегнуло искать более простой звук. Пытались писать поп-композиции, к тому времени таких не было. Мы многого хотели достичь, нам хотелось экспериментов и разнообразия. Но когда мы записывали альбом «Bleach», на нас сильно давила студия «Sub Pop». Мне казалось интересным смешать чистый «панк» и чистый «поп». Откровенно говоря, я опасался возможной реакции нашей публики на такую смесь. Надо мной много лет довлели богемные представления о революции в музыке. Пока я жил в Олимпии, по крайней мере. В конце концов я стал противником слишком серьезного подхода. Андеграунд всегда мечтает о некоей музыкальной утопии, но внутри там столько течений, причем противоречивых. А если не объединить усилия, не превозмочь мелкие разногласия, как можно надеяться совершить переворот? Так что перед группой стала дилемма. От нас ждали подрывной деятельности по отношению к индустрии, а я подумал: «Да как же вы смеете меня к чему-то принуждать? Это попросту глупо».
Да. Припоминаю такое.