Курт Сеит и Мурка

– Вы ничего мне не должны, Мюрвет. Даже думать об этом не смейте! Он мне как брат.

Всякий раз, когда им требовался доктор, Сеит и Мюрвет с тяжелым сердцем звонили Яхье. Постепенно они распродали все находившиеся дома ковры. Однако в военное время выручить за них приличные деньги было сложно.

Когда муж страдал от особенно сильных приступов боли, Мюрвет отпрашивалась с работы и оставалась дома. Разумеется, в таких случаях она лишалась оплаты за рабочий день. В остальное время она, постоянно думая о доме, уходила на фабрику и вечерами с тревогой возвращалась. Мюрвет также боялась, что Шюкран заразится от отца, и поэтому отправила младшую дочь к сестре.

Сеит, не поднимаясь теперь с постели и положив голову на подушки, с горечью смотрел в окно, из которого виднелись Босфор и холмы Ортакея. Он чувствовал, что ему не становится легче. Боль, исходившая из легких, распространялась от спины до шеи и сдавливала ребра. Казалось, будто на его грудь положили огромный валун. Ему постоянно не хватало воздуха, и поэтому окно никогда не закрывали. Он пытался дышать глубоко, но чем глубже он вдыхал свежий воздух, тем резче становилась боль.

То лето Сеит провел дома. Пару раз, чувствуя улучшение, он выходил в сад. Наконец-то начали цвести нежно-розовые розы, которые он так старательно выхаживал. Он захотел вдохнуть их тонкий приятный аромат. Однако стоило ему нагнуться, как спину схватила острая боль. Сеит, корчась, отпрянул. По лицу струился пот. Он почувствовал, что ему становится хуже. Одернув руку, коснувшуюся бутона, он выпрямился. Держась за стены, поднялся на второй этаж. Туда вело десять ступеней. То и дело переводя дух, добрался до своей комнаты и лег на тахту. Он знал, что к концу дня устанет еще больше.

Шестого июля 1943 года Леман родила мальчика. Слава Аллаху, нужда и нехватка продовольствия никак не отразились на здоровье младенца, которого назвали Корханом. Крепыш весил пять с половиной килограммов. Однако Леман, родив, исхудала и стала похожей на тростинку. Когда она спустя неделю вышла из больницы, мужа рядом с ней не было. Она вернулась домой в сопровождении матери. Последовавшие за выпиской дни были тяжелее самой беременности. Она могла кормить сына только грудным молоком, но для того, чтобы оно у нее было, молодой женщине требовалось хорошо питаться. Но не было такой возможности. И Сабахаттин, и Шюкран рано утром уходили на работу в Кадастровое управление Картала и возвращались поздно вечером. Уход за ребенком, готовка, стирка, глажка – все это не оставляло Леман времени для того, чтобы насладиться материнством. Когда вечером вся семья собиралась за столом, у нее зачастую не оставалось сил для того, чтобы поесть. Когда утром она пыталась найти в кухонном шкафу оставленный ею для себя ужин, то обнаруживала, что там пусто. Должно быть, голод мучил работавших сильнее, чем ее.

Спустя какое-то время Леман пережила первую трагедию своей замужней жизни. Она узнала, что Сабахаттин, этот привлекательный молодой мужчина, которого она полюбила за его искренние комплименты и опьяняющие речи, мог с такой же легкостью преподносить их другим, а еще с большей легкостью он завязывал новые отношения. Более того, он сошелся с очень близким ей человеком – младшей сестрой. Стоило лишь Леман узнать об этом, как она почувствовала, что душа ее болит не столько от предательства мужа, сколько от собственной уязвленной гордости. Тайная любовь, которой были охвачены два самых близких ей человека, выбила девушку из колеи. Она старательно следила за домом, любила мужа и самоотверженно, несмотря на все лишения, растила ребенка. И то, что муж с такой легкостью предпочел ей другую, разбило Леман сердце. Ее унизили, а ее веру в любовь втоптали в грязь.

В тот момент она осознала, что смотрит на Сабахаттина как на чужого. Да, он больше ей не принадлежал. И тогда она заметила, что Сабахаттин был просто привлекательным мужчиной, и она больше его не любит. А любил ли он ее? Если да, то ей больше не хотелось быть любимой им. Замужество перестало казаться Леман приятной романтичной игрой и стало походить на бесконечное страдание, калечившее душу. Когда в доме стало совсем беспокойно, Шюкран уехала к родителям в Ортакей.

Младшая дочь так не раскрыла родителям причину своего возвращения. Спустя какое-то время она перевелась работать в Кадастровое управление Султанахмета.

Сеиту начало казаться странным то, что Леман, прежде регулярно навещавшая их на выходных и приводившая с собой сына, перестала появляться. Она пришла только однажды, под вечер, посредине недели, и наскоро переговорила с матерью. Несмотря на то, что Сеит пытался расспросить жену о причинах столь короткого визита, вразумительного ответа он не получил. Однако мужчина догадывался, что что-то случилось. Увы, но теперь у него не было сил на то, чтобы попытаться выяснить что-либо самостоятельно. То, что он больше не мог приносить пользу, удручало его больше болезни.