Куртизанка

— Слабо сказано. Тьма сгущается вокруг меня и, подобно яду, проникает в мою кровь. Так уже бывало и раньше. Когда я оглядываю поле битвы, смотрю на море храбрых лиц (а многие из тех парней не знают, что такое первый пушок на подбородке), мысль о кровавой бойне, о ценности жизни пронзает меня. Но стоит начаться схватке — и я такой же зверь, как и все, кто рядом со мной. Жаждущие крови, полные желания уничтожить врага. И я хорош в своем кровавом деле, Габриэль. Даже слишком хорош. Почему, вы думаете, я страдаю от ночных кошмаров?

— Из-за… Варфоломеевской ночи. Вы потеряли тогда всех своих друзей.

— Те образы достаточно часто посещают меня, призраки тех, кого я не сумел спасти. Но есть и другие образы, призраки тех, кого я вырезал, чьи жизни прервал своим клинком. — Реми резко отошел от нее и оперся руками на умывальник. — Вы поведали мне вашу самую мерзкую тайну. Теперь я расскажу вам свою. Вы как-то спросили меня, кто тот человек из моих кошмаров, демон, чье лицо скрыто за забралом. Если повезет, я пробуждаюсь прежде, чем должен его увидеть. Но в те ночи, когда я не настолько удачлив, я дергаю забрало, и этот отвратительный демон оказывается… мной. Это свое собственное зверство вижу я, мои руки и меч пропитаны кровью. На моей душе полно пятен, Габриэль.

Реми затих. Девушка поняла, что признание далось Реми так же трудно, как и ей. Она рвалась обнять его и успокоить, но прошлое удерживало ее, старые страхи, которые преследовали ее столько времени. Молодая женщина слишком боялась сдаться на волю любви и желания, открыть дорогу боли, разочарованию и горю. Было гораздо легче ничего не чувствовать, довериться пророчеству давно умершего астролога.

Она знала, что Николя с тревогой наблюдает за ней, словно пытается прочитать ее мысли. Когда Габриэль повернулась к нему, он через силу улыбнулся ей.

— Возможно, в конечном счете, вы и правы и наш случай безнадежен. Возможно, наши демоны слишком сильны, чтобы мы их смогли одолеть.

Взяв в руки полотенце, она опустила его в воду, затем отжала. Ее пальцы дрожали, когда она повернулась к Реми и начала обтирать его влажным полотенцем, начиная с плеч, потом переходя вниз на широкую грудь. Реми вздрогнул от ее прикосновения, его дыхание участилось. Но он сдерживал себя, словно она была каким-то диким зверьком и даже самого незаметного его движения оказалось бы достаточно, чтобы спугнуть ее.

Это вполне могло случиться. В ней теперь не осталось ничего от дерзкой куртизанки. Она чувствовала себя свежей и неискушенной, как невеста накануне своей первой ночи. Отодвинув в сторону медальон, она провела полотенцем по полоске золотых волос, каждый раз, доходя до шрамов, смягчала свои движения, словно нежное прикосновение могло причинить ему боль. Она сдержалась у самого страшного из его шрамов, зубчатой борозде, уходящей наверх, к плечу, протерла полотенцем, затем наклонилась и прильнула губами к его нижнему телу.

— Пожалуйста, не делайте этого, Габриэль. Мои раны слишком безобразны, — процедил Реми сквозь стиснутые зубы и, взяв ее за плечи, осторожно отодвинул от себя.

— Мои шрамы ничуть не лучше, только не так заметны, — протянула она. — Ты же не отгораживаешься от меня.

— Я люблю тебя. Неужели я…

Габриэль заставила его замолчать своим поцелуем.

— Тогда ты должен позволить и мне любить тебя. Всего тебя.

Она продолжала неторопливо целовать его шрамы, один за другим, крепко прижимаясь к ним губами, будто старалась вырвать из них все мучительные воспоминания Николя, взяв их на себя. Как ей было жаль, что она действительно не может этого сделать. Ее глаза, заволокло слезами, соль ее слез смешивалась с соленым потом Реми. С каждым ее поцелуем его грудь вздымалась и опадала все быстрее. Он гладил ее волосы, наклонившись, целовал в макушку. Он вытаскивал шпильки из ее прически, пока волосы не рассыпались по ее плечам. Его пальцы начали расстегивать ее платье, но его руки дрожали ничуть не меньше, чем ее.

Ему все-таки удалось справиться с бесконечными застежками. Он взял полотенце из ее рук и намочил его и чаше умывальника. Он обтирал ее, начав с лица, стирая слезы, затем провел полотенцем по нежной шее, заставив Габриэль вздрогнуть. Далее, спустившись вниз, у ложбинки ее груди, Реми стал неспешно обтирать каждую грудь в отдельности.

Он припал к ее груди, сжал губами сосок, обволакивая его жаром своего языка.

Она вздыхала, утопая руками в его волосах, а он не отрывался от ее груди. Ее пальцы блуждали по его спине с возрастающей настойчивостью. Полотенце выпало из рук Реми, но он этого даже не заметил. Он выпрямился и сжал ее в своих объятиях, ее мягкие чувствительные груди вжались в каменную стену его груди. Медальон Касс оказался зажат между ними, и холодное прикосновение металла заставило ее вздрогнуть.

Реми стащил амулет через голову и откинул его в сторону, прежде чем прижать к себе Габриэль. Она прижалась к Николя, страстно и нетерпеливо даря ему ответные поцелуи, и едва заметила, как Реми ловко освободил ее от остальной одежды.