Куртизанка

— О да, и именно этот мотив всегда управляет нашим капитаном, даже ему самому во вред. Он решил бы, что это позор — напоить слепую женщину, загнав в ловушку ее же собственной слабости, даже если она и ведьма. Он пожелает найти какой-нибудь способ вести с нею дело честно и справедливо, хотя и вы, и я знаем, что это невозможно. — Волк передернул плечами. — Это потому, что наш капитан — герой, и именно так герои ведут себя. Вот почему мы не должны ничего ему говорить. Это не задача для героя, это задача по зубам вору и немного негодяю. — Зубы парня блеснули в одной из его злых усмешек. — Миссия, больше подходящая для Волка».

Габриэль вынужденно согласилась с Мартином, но она была достаточно честна по отношению к себе, чтобы признавать, что не только геройство Реми заставляло ее молчать, но и ее собственная позорная трусость. Она прекрасно представляла гнев Реми, который обрушится на нее, как только он узнает правду о медальоне, и то, что она разрешила Волку подвергать себя опасности вместо него, Реми. Если что-нибудь случится с Волком, никто не станет винить Габриэль больше, чем она сама будет винить себя. Она всегда слишком хорошо прятала свои тайны, но никогда раньше не испытывала такой тяжести на сердце.

Девушка виновато вздрогнула, ощутив на себе пристальный взгляд Реми, и увидела вопросительное выражение на его лице, хотя он нежно улыбнулся ей. Ей не удалось улыбнуться в ответ. Пряча лицо, она подошла к камину, чтобы проверить его мокрую одежду, развешанную на стульях, подняла его рубашку и снова повесила ее на место.

Кровать заскрипела — Реми сел.

— Любимая, ты перевешиваешь мою одежду уже не меньше дюжины раз. Я не думаю, что от этого она высохнет быстрее.

— А вдруг, — ответила она, приглаживая рукава рубашки.

— Габриэль, — тихо, но настойчиво позвал Николя, и она больше не могла не смотреть в его сторону. Беспокойство на его лице и огонь в его глазах буквально уничтожили ее. Она почувствовала, как у нее подкосились колени, когда он тихо добавил: — Подойди ко мне.

Она никогда не могла представить себе прежде, что мужчина будет управлять ею одним своим голосом. Голос Николя проникал внутрь и грел так, что она начинала таять. Ей хотелось рвануться к нему через комнату и утонуть в его объятиях. Только ее вина перед ним заставляла ее приближаться к нему неохотными шагами. Как только она оказалась подле него, он схватил ее своей горячей сильной рукой, притянул на кровать подле себя и опрокинул на спину прежде, чем она успела возразить. Впрочем, она и не хотела возражать. Стоило ему наклониться над ней, как она почувствовала нестерпимый жар, исходящий от его упругой груди. Нежным поцелуем, едва касаясь ее губ, он заставил приоткрыть их ему навстречу. Николя провел кончиком языка по ее языку, словно пробовал его на вкус и дразнил, затем прильнул к ней в поцелуе, от которого уплывало сознание, исчезали все мысли, кроме мыслей о нем.

Но медальон был зажат между ними, подобно холодному острию кинжала, нацеленному в сердце Реми. Ей стоило большого труда удержаться от того, чтобы не сорвать эту штуковину. А может быть, Касс блефовала? Что, если она не может чувствовать, носит Реми амулет или нет? Что, если связь между этими двумя медальонами не так сильна на большом расстоянии? Габриэль боялась рисковать. Воспоминания о том, какую боль Касс вызвала у Реми, демонстрируя магическую силу амулета, накрепко врезались в ее память.

Губы Реми с жадностью целовали девушку, но у нее не получалось утонуть в его объятиях, несмотря на охватившее ее желание. Она чувствовала себя Иудой. Задыхаясь, она высвободилась и повернула голову в другую сторону. Николя не отпрянул, но Габриэль физически ощущала всю тяжесть его пристального взгляда.

— Что-то случилось, душа моя? — ласково спросил он.

— Ничего, — покачала она головой.

— Ни-че-го, — передразнил он с кривой усмешкой. — Ты никогда не принадлежала к числу тех женщин, которых я привык считать невозмутимыми особами, но по сравнению с нынешним состоянием твое обычное поведение можно назвать безмятежным.

— Это… из-за грозы. Гроза всегда заставляет меня нервничать.

— Грозы? — Он погладил ее щеку тыльной стороной ладони. — Я боялся, что это моя вина.

— Вина?

— Я тут подумал, что не проявлял к тебе внимания эти несколько дней. Меня полностью поглотил план нашего бегства, и, конечно, я наскучил тебе до умопомрачения.