Куртизанка

— Черт побери, я глазам своим не верю. Капитан, вы даже не представляете себе, как радует меня возвращение моего храбрейшего Бича из могилы. Столько преданных и надежных друзей потерял я в ту жуткую ночь! Моего поэта Рошфуко, моего милого старика адмирала Колиньи… — Улыбка Наварры потускнела, и он отпил глоток вина, потом вдруг резко откинул голову, и лицо осветилось внезапной надеждой. — Но если выжили вы, неужели невозможно, что и остальным это удалось? Что случилось с теми офицерами, которые частенько оказывались в вашей компании? Таверс и… и… — Король щелкнул пальцами, пытаясь напрячь память. — Как же его звали? Того огромного и сильного малого, всегда остроумного и готового рассмеяться?

— Деверо, — тихо подсказал Реми. Сердце болезненно сжалось, и он добавил: — Нет, Дев… капитан погиб, пытаясь защитить семью. Молодую жену и мальчика, названного в честь вас.

— Их тоже убили?

Реми кивнул, не доверяя своему голосу. Губы Наварры плотно сжались, и Реми увидел его уставшим и сразу постаревшим на много лет.

— Давайте выпьем тогда за… память о погибших друзьях, — предложил король, поднимая бокал.

— За погибших друзей, — повторил Реми.

Горше не было вина в его жизни. Он сделал несколько глотков и поставил бокал. Наварра выпил вино. Какое-то время он задумчиво рассматривал дно бокала. Но король никогда не относился к числу тех, кто долго предавался меланхолии. Он встряхнулся, овладел собой и дружески похлопал Реми по плечу.

— Я в восторге, что могу снова видеть вас, капитан, и для нас не слишком мудро задерживаться на воспоминаниях о прошлом. Итак, расскажите мне, чем я могу нам услужить.

— Услужить мне? — опешил Реми.

Наварра прошагал через комнату, чтобы снова наполнить бокал, и на его губах появилась насмешливая улыбка.

— Конечно. Когда кто-то испрашивает личной аудиенции у короля, как правило, этот кто-то что-то желает получить от своего монарха. Вы храбрейший из солдат, которых наша страна когда-либо знала. Я вам многим обязан. И я был бы только счастлив хоть как-то отплатить вам всем, что в моей власти.

— Боюсь, вы слишком долго прожили здесь, в Париже, сир. — Реми заносчиво выпрямился. — Вы принимаете меня за одного из этих подлиз придворных, сопящих подле ваших ног, Ваше Величество, лишь бы снискать вашу милость.

— Ой, только не кипятитесь, капитан. — Наварра примирительно замахал рукой. — Такова жизнь, и так уж устроен свет.

— Но я так не устроен, сир, — возмутился Реми. — Я не жду ни наград, ни милостей. И никогда не охотился за ними. Только хотел и хочу быть полезным вам и моей стране.

Сжав рукой бокал, Наварра опустился на кровать и оперся спиной на груду подушек. Он усмехнулся, и на его лице отразилась ирония, с которой он относился сам к себе.

— Вы, возможно, не успели заметить, капитан, но я больше не командую армией, в которой вы могли бы служить. Если вы ищете пост военачальника, вам лучше всего вернуться и попытаться поступить на службу к герцогу Монморанси. Он теперь продолжает дело гугенотов, он их лидер.

— Не сомневаюсь, герцог Монморанси — способный человек, сир. — Реми не удержался и, нахмурившись, сердито посмотрел на молодого человека, возлежавшего на кровати. — Но именно вашего присутствия ждут и гугеноты, и ваше королевство. Вы должны возвратиться домой, монсеньор.

Наварра опустил глаза, и, пока он потягивал вино, на его лице появилась привычная для него маска замкнувшегося в себе человека.

— Даже говорить со мной о возвращении в Наварру опасно, капитан. Моя теща настоятельно желает, чтобы я оставался при французском дворе.

— С каких это пор король Наварры уступает желаниям какой-то чертовой итальянской ведьмы? — Реми не сумел подавить в себе негодования.

— С тех пор, как эта ведьма продемонстрировала кто власть и силу таким способом, который ни один из нас, вероятно, не забудет. — Наварра укрепил свой дух глотком вина. — Кроме того, в моем пленении есть и хорошие стороны.

— Хорошие стороны! — воскликнул Реми.

— Французский двор не лишен приятностей. Ночные объятия красавицы делают терпимой даже посещение утренней мессы. — Наварра водил пальцем по краю бокала, избегая смотреть в глаза Реми. — Я полагаю, вы слышали. Теперь я — католик.

— Да, слышал, — мрачно ответил Реми, вспоминая, какая дикая ярость охватила его, когда он узнал, что ведьма Медичи вынудила его короля отречься от веры под угрозой отправить вслед за вассалами в царство мертвых.

На лице Наварры промелькнуло странное выражение — смесь стыда и почти свирепого вызова.

— Если честно, я искренне никогда не находил разницы в том, хочет ли человек поклоняться Богу, перебирая пяльцами святые четки или перелистывая страницы псалтыря. Согласитесь, нельзя ни убивать, ни умирать за это.