Жмуркин подкатил. Выглядел… испуганно. Взмыленно, точно он не на велосипеде ехал, а бегом бежал. Футболка мокрая, дышит с трудом.
— Привет, — сказал я. — А мы тут позавтракали, не стали дожидаться…
— Жохова девять яиц умяла, — сообщил издалека Пятахин.
Жмуркин прислонил велосипед к крыльцу, взбежал на веранду, схватил ковшик с водой, стал пить.
— Ну что? — поинтересовалась Жохова. — Автобус будет?
Жмуркин, не отрываясь от ковшика, помотал головой.
Никто особого огорчения не выразил.
— Автобуса не будет, — Жмуркин вытер подбородок. — Подменный придет дня через четыре.
— Ну и хорошо, — сказала Снежана. — Даже четыре дня есть.
Четыре дня неплохо, отдохнем. Лучше бы неделя, так я подумал.
— Давайте собираться, — Снежана направилась в дом. — Чего тянуть?
— Точно, — Листвянко пошлепал за ней. — Чего?
Все дружно разошлись по палатам. Жмуркин непонимающе поглядел на меня и спросил:
— Что-то случилось?
Я кивнул.
Отошли в сторонку, к колодцу. Я заглянул вниз. Неподвижная черная вода. Дохлятиной пахнет.
— Ну, и? — спросил я.
— Автобус всё, — Жмуркин махнул рукой. — Угробился. Правое колесо выворотило. Василий Иванович эвакуатор вызвал… Ну, то есть «КрАЗ» конечно. И подменный быстро никак не пришлют, и счета закрыты — конец месяца…
Жмуркин поморщился.
— Короче… — он огляделся. — Короче, тут сидим. А еще…
Я тоже огляделся.
— Лаура Петровна в истерике, — Жмуркин покривился. — Всю ночь звонила по спецслужбам, пока деньги не кончились. Потом рыдала. Я три часа ей доказывал…
Жмуркин махнул рукой.
— Одним словом, клиника. В области тоже как одуревшие, ничего толком решить не могут, орут на меня… Но это еще ничего, самое-самое потом приключилось. Успокоил я ее как мог и поутру собрался. Выехал с рассветом. Еду себе, еду, никого не трогаю, и вдруг…
— Бывает, — пояснил возникший Капанидзе.
Зевнул.
— Что бывает? — спросил с подозрительностью Жмуркин.
— Ну, волки, — Капанидзе сорвал ромашку, понюхал. — Волки, наверное, да?
— Да… — растерянно протянул Жмуркин. — Волки…
— Я же говорил — тут целая стая живет, — Капанидзе улыбнулся. — Прошка их гоняет, так они близко не подходят. А вдоль дорог пасутся, собачата такие…
— Они почти километр за мной гнались! — громким шепотом сказал Жмуркин.
— Если бы гнались, то догнали бы, — успокоил Капанидзе. — Это они так, поиграться хотели.
— Поиграться? — спросил Жмуркин с сомнением.
— Ну да. Скучно им сейчас. Лето, еды много всякой, места тут хорошие, вот они и балуются. Волк вообще только зимой такой хищник, а летом он ленивый, лягушек жрет в основном.
— Ты меня утешил, — сказал Жмуркин. — Меня не хотели сожрать, буду спать спокойно. Фисташковые волки прямо-таки. А куда вы тут без меня собирались?
— Родник искать, — сказал я.
— Что за родник? — спросил Жмуркин настороженно.
Я начал рассказывать. Вкратце так, в общих чертах.
Капанидзе бродил вокруг нас, подбирал с земли камушки, швырял их в лес, причем делал это ловко — камни летели далеко и метко, каждый попадал в дерево, видимо, длительная практика, а может, просто талант такой.
Если честно, я был уверен, что Жмуркин над идеей поиска целебного родника посмеется, объявит нас дикарями, пересмотревшими мистических каналов, но неожиданно вышло все совсем по-другому.
— Ну, давайте, поищем, — неожиданно сказал Жмуркин.
— Что? — не понял я.
— Поищем. Ну, этот родник. Это полезно, тимбилдинг и все такое.
— Как?
— Это укрепит наш командный дух, — уточнил Жмуркин. — И вообще… Интересно.
— Интересно, — согласился я. — Еще как. Мечтал три года.
Капанидзе перестал швырять камни в лес, в лесу заквакала кукушка. Я сначала запустился считать, потом бросил, успокоившись на сорока, и так ведь понятно — долго и счастливо.
Глава 17
Каша-винтаж
И в час дня мы вышли на поляну. Это была очень красивая поляна, как с картинки срисованная, какой-нибудь Сезанн или его обормоты-друзья мазюкали, у нас дома висел календарь. Поляна, заросшая травой и цветами, кустами голубики по опушке, с клином можжевельника, высунувшим язык из леса, с россыпями земляники. Поляна, окруженная неправдоподобно высокими соснами, на них почему-то хотелось взобраться и увидеть, наверняка с них можно было увидеть то, что снизу видно плохо. Поляна, здесь пахло лесными цветами и медом, причем так густо, что сразу захотелось спать… Или голова это закружилась. Опять спать.
Спать, спать, только спать, когда спишь, тебя отпускает, все становится как-то яснее…
— Стоп! — Жмуркин хлопнул в ладоши. — Час на отдых. Привал.
Расправлять пенки не хотелось, и мы свалились прямо на траву и на мох, земля была теплой и мягкой, мы улеглись в землянику и стали есть, прямо лежа.
Даже Жохова расстелила аккуратный половичок и скромно устроилась на нем рядом с земляничником, сложила ладонь лодочкой и собирала ею ягодки, сподручно так, будто воду из ведра черпала.
Даже Жмуркин. Он, конечно, не завалился в ягоды, как свинотный Пятахин, а начальственно сел на раскладной экологически правильный бамбуковый стульчик и стал есть по одной, с культурной задумчивостью в лице и с легким, уже почти аристократическим отвращением к бытию.