— Качайся. Подтягивайся, отжимайся, гирю поднимай. Знаешь, какие на яйцах банки набьешь? Это ведь сплошной белок.
Листвянко продемонстрировал «двойной бицепс спереди», отправил яйцо целиком в рот, стал жевать.
Капанидзе задумался, а я тоже стал есть. Яйцо оказалось действительно вкусным, просто очень. Обычно всухомятку яйца не очень едятся, а эти ничего, я две штуки слопал только так, на третье нацелился. Остальные не отставали. Даже Жохова.
Капанидзе смотрел на нас с интересом. Скучно ему тут, наверное. В таком возрасте в глуши да со старухами завыть можно. А он вроде ничего, на гармошке играет, держится. Хотя, наверное, привыкаешь.
— Ну, а вообще как тут? — в унисон с моими мыслями поинтересовался Пятахин у Капанидзе. — Чем живет Ефимов Ключ? Песни по вечерам поете, я слышал, в карты вроде как играете. Я тоже в карты неплохо играю, кстати. В двадцать одно…
— Мы в дурачка, — улыбнулся Капанидзе.
— Это же для детсадовцев игра, — Пятахин очистил четвертое яйцо. — Никакого интереса. Давай я тебя в покер научу — очень захватывает…
Листвянко пнул Пятахина в голень, Пятак замолчал.
— Летом варенье еще варим, — сказал Капанидзе. — Чай потом пьем. А зимой я в школу хожу за реку, тут до Сивцева семь километров на лыжах, а оттуда уже автобус забирает.
— Семь километров? — переспросила Александра и посмотрела на Капанидзе с уважением.
— Ага, — кивнул он. — Я бегаю.
— Так, значит, вот так просто и живете? — спросила Снежана.
— Так просто и живем, — ответил Капанидзе. — Летом сено еще косим, пряники печем…
— Пряники? — облизнулся Пятахин.
— По субботам, — уточнил Капанидзе. — Покровские, с медом, лещиной и изюмом. По старинным рецептам. Их потом Дрынов продавать отвозит.
— Я люблю пряники, — вдруг печально сказала Снежана.
И все на нее посмотрели. И я посмотрел, и вдруг увидел, что Снежана не накрасилась, и стала от этого только красивее, и пряники она давно любит, но не ест, бережет фигуру.
— Ясно все с вами, — подвел итог Пятахин. — Зимой — школа, летом — пряники, осенью волки воют. Что-то в этом есть. А как насчет досуга? Я понимаю — карты, хор пенсионерок, электричества нет, а вот достопримечательности как? Памятники природы? Стоянка НЛО? Снежный человек? Капище какое? У нас, между прочим, одна девушка есть, служительница культа, куда ни приедем — везде капища осматривает.
Пятахин подмигнул Жоховой, та в ответ показала ему дулю.
Капанидзе рассмеялся.
— У нас тут курган, я же говорил, — Капанидзе махнул рукой. — Но там ничего интересного, одни горшки да черепки, я смотрел. Черепа еще. Они штук десять понавыкапывали.
— Которые у нас в бараке? — спросила Жохова.
— Ага, — кивнул Капанидзе. — Украсили комнату. Нормальные черепа, чистые.
— А бусы? — спросил Пятахин. — Ты говорил, эти бусы твои кучу бабок стоят? Может, там еще есть?
— От двух до шести, — сказал Листвянко.
— Что? — не понял Пятахин.
— Разграбление памятников археологии группой лиц по предварительному сговору, — пояснил Листвянко. — От двух до шести.
— Я несовершеннолетний, — отмахнулся Пятахин, но неуверенно.
— Это ты прокурору расскажешь, — кивнул Листвянко. — Там еще штраф восемьсот тысяч, кстати. Давай, Пятак, копай курган, порадуй маму.
Энтузиазм Пятахина скис, он вернулся к яйцам, попытался зажевать сразу две штуки, получилось, кстати, яйца — пища богов, так по телевизору показывали. И древнегреческих героев. Интересно, если нас перевести в древнегреческих героев? Снежана, понятно, Афродита. Листвянко — Аполлон. Жохова… Цирцея какая. Или Цирцея римская?
— А еще что-нибудь кроме кургана есть? — поинтересовалась Снежана. — Все равно застряли. Может…
Снежана огляделась.
— Пляж какой? — предположила она.
— Тут страус Прошка, — сказал Пятахин. — Это лучше всякого пляжа.
— Сам ты Прошка, — огрызнулась Снежана. — Если тебе нравятся страусы, то можешь сам с этим страусом целоваться.
— Есть родник, — перебил Капанидзе. — Главная у нас тут достопримечательность. Ефимов Ключ.
Я стал есть очередное яйцо. Люблю вообще-то всю эту этнографию. В каждом районе свои истории, свои закорючки и свои заморочки. Все эти крокодилы в болотах, гигантские щуки в ручьях, тайные тропы в параллельные измерения, заброшенные церкви с застрявшей в стенах нечистью, клады, само собой. Истории про клады я особо любил.
— Это родник такой, — пояснил Капанидзе. — Его нашел Ефим…
— Погоди, погоди, расскажу, — перебил Пятахин. — Жил сто лет назад Ефим, известный охотник на выхухоль…
— Кузнец, — поправил Капанидзе. — Он кузнец был.
— Кузнец. И вот пошел этот кузнец на охоту на выхухоль…
— Зачем кузнецу на охоту? — удивился Капанидзе. — Он за грибами пошел на Алешкино болото, хотел груздей насолить. А на него накинулись волки — у нас тут всегда волков полно водилось. Ефим, конечно, мужиком был здоровенным, он раз — одного волка поймал, схватил его за лапу и давай над головой вертеть и других волков этим волком зашибать. И почти всех уже перебил, но оступился.
— Ай-ай-яй, — помотал головой Пятахин.
А остальные со вниманием слушали, серьезно. Наверно, потому что Капанидзе рассказывал.