Эх, Лидочка, Лидочка... Добралась ли ты до Коктебеля? Что-то мне не верится. Почему? А вот не верится, и все.
Старая открытка с видом Коктебеля была выметена из-под топчана последней. Я несколько минут смотрел не отрываясь и все жалел неизвестную Лидочку.
Потом вздохнул - философски так, со стороны должно было выглядеть внушительно - и погнал кучу мусора к порогу. Куча нехотя переползала в указанном направлении и в конце концов уперлась в сапоги Полковника. Надраенные до блеска...
- Мог бы побыстрее. - Полковник был явно не слишком доволен увиденным. - И почище. Ладно, на первый раз сойдет. Это на стол.
Кастрюлька. Закутанная в тряпку. Горячая - еле донес. Рядом с кастрюлей на столе утвердилась бутылка с мутноватой жидкостью.
- Самогон. Нормальный. Сорок пять градусов. - прокомментировал Полковник. - Консервы открой. Колбасу нарежь.
Я молча повиновался. Более того, выполнял приказы быстро, четко и с неожиданной охотой. Полковник извлек из кармана брюк стакан и ложку, я достал из рюкзака ложку и кружку. Разливал Полковник.
- За новоселье. - первый тост тоже прозвучал как приказ.
Самогон обжег, ошеломил и медленно потек вниз, наполняя благодарный организм теплом и покоем. Полковник осторожно распеленал кастрюлю и приподнял крышку. Господи... Так пахла жареная картошка, которую продавали на станциях. Я с детства помню этот запах, я его никогда и ни с чем не спутаю. Густой, сытный, с ноткой чеснока и укропа... Это она. Она!
- Жри давай, не принюхивайся. - буркнул Полковник и налил по второй. - За знакомство. Как зовут?
Я открыл рот..
- Не нужно. Здесь имен нет. Только чины и должности. Будешь младшим лейтенантом. Понял?
- Так точно.
- Молодец. До дна, Младший.
До дна так до дна. Это мы можем. Кажется...
Полковник встал и молча вышел. Через минуту снаружи что-то с грохотом упало, потом, очевидно, было поднято под аккомпанемент комбинаций из фуя и его производных.
Наконец в дверь просунулся фанерный прямоугольник приличного размера.
- Принимай. - приказал Полковник. Прислони пока к стене. Не переворачивать без команды. Теперь следующий. И еще один.
Три одинаковых куска фанеры занимали слишком много места, смысл их пребывания здесь был не ясен, но я просто молчал и ждал.
- По третьей, Младший. . - Полковник махнул полкружки самогона не поморщившись. - Пей давай. И закуси хоть картошкой, что ли, а то окосеешь.
Он слегка раздвинул фанерные прямоугольники.
- Подарок к новоселью. Тут больше одного все равно нормально не поместится, так что выбирай. Вслепую будешь или подсказать?
- Подскажите, - бодро произнес я и вдруг почувствовал, что закусывать надо было после первой. Я окосел, как и предвидел Полковник.
- Подсказываю. Лев Николаевич, Николай Никитович, Виталий Иванович. Ну?
Нет. Только не Лев Николаевич. При всем уважении "Филипка" я ему никогда не прощу! М-м-м... Пожалуй...
- Ну, скажем, Николай Никитович.
- Отвечать надо уверенно. Повтори.
- Николай Никитович. - отчеканил я.
- Получите. Товарищ Слюньков Николай Никитович, член политбюро ЦК КПСС. Фотографический портрет.
Полковник перевернул фанерный лист.
- А тех двух можно посмотреть?
- Можно.
Зайков Л.Н. Воротников В.И. Ух ты, свезло-то мне как!
- Ну что, берешь Слюнькова, или кто другой больше по душе пришелся?
У Слюнькова злое лицо настоящего хозяйственника. У Воротникова - бесстрастный лик чиновника. Он вообще когда-нибудь улыбался? Вот Зайков улыбается, берите пример с товарища Зайкова! Только улыбка какая-то больно натренированная...
- Слюньков. - твердо сказал я. - А что с ним делать?
- На стену повесить. Вот сюда прямо. Видишь?
Там, куда указывал палец Полковника, на стене красовалось огромное сырое пятно. Как я его сразу-то не заметил?
- Отсыревает,. - пояснил Полковник. - Прикрыть надо. Была бы голая баба нужного размера, принес бы тебе бабу. Но есть только члены.
Он засмеялся, и смех показался мне неприятным. Лающий. Недобрый.
- Молоток и гвозди получишь у каптера, то есть у меня же. Но позже. Сейчас по четвертой. Закусывать обязательно.
Потом была пятая и, кажется, шестая. Дальше не помню.
*__* ____ 20**
- Фуевый из тебя собутыльник, Младший.
Опять утро?! Да, похоже. Боже мой, я был уверен, что стоит мне оторвать голову от подушки (точнее, от моей свернутой куртки), и она отвалится, скатится чугунной болванкой на пол и проломит его.
- Подъем. Дел много. На завтрак и сборы - 20 минут.
Какой там завтрак! При одной мысли...
Я кое-как собрал свой измученный организм, хотя во время сборки обнаружились лишние детали, и направился к двери. За нею меня атаковал безжалостный свет и больно ударил по глазам.
- Зажмуриться ты еще успеешь. - голос у Полковника был недовольный. Одет он был во что-то поношенное, серовато-сизого цвета. Никакого кителя, никаких звезд на погонах.- Шевели ногами, тут недалеко.
Мы вышли на дальнюю границу самостроя - туда, где начинались владения изрезанных листьев и толстых, самодовольных стеблей. Десятки, cотни тысяч. Ядовитое море.
Полковник остановился. На земле валялась старая коса, а рядом - нечто прорезиненное, похожее на комбинезон.