Куст

— Смело! — уважительно заметила она. — Моей смелости хватило только на то, чтобы предположить метеорит.

— Метеорит, НЛО! — Сытин отмахнулся. — Что бы там ни лежало в земле, есть очень большое желание — и не только у меня, — чтобы оно продолжало там оставаться во веки веков.

— Но что-то уже вышло… — еле слышно произнесла Селезнева.

— В смысле?

— Что-то вышло на поверхность. Мне видится, что это клетка. Какая-то живая клетка. Или более мелкие органоиды, составные части.

Помолчали. Сытин обдумывал информацию.

— И как удалось обнаружить эти органоиды? — спросил он.

— Обнаружили, потому что они реализовались. Получили развитие.

— Да? И во что же они развились?

— Идем со мной!

Они вдвоем покинули тусклый кабинет и вышли из здания временной постройки на осенний, предзакатный воздух. Гротескная «пирамида» темным предзнаменованием маячила справа на фоне заката. Им пришлось пересечь почти всю территорию раскопок, в это время почти безлюдную, прежде чем они добрались до места, куда вела Надежда Ивановна. Дорога закончилась, они пробирались по каменистой земле, взрытой когда-то тяжелой бронированной техникой, а теперь покрытой молодыми побегами. Вскоре исчезли следы любого воздействия человека, девственная земля почти выровнялась, они оказались невдалеке от забора с колючей проволокой. Отсюда можно было разглядеть две сторожевых башни, на которых несли вахту часовые.

— Гляди! — Надежда Ивановна Селезнева вытянула руку.

Сергей Романович Сытин уставился на то, на что она указывала. Какое-то время он изучал увиденное без единой эмоции в лице, потом постепенно глаза его стали заполняться настороженностью.

— И на что я смотрю? — холодно поинтересовался он. — На куст?

— На куст, — подтвердила Селезнева.

— И что не так с кустом? Это и есть твой пришелец? Похож на жимолость, вроде как.

— Все верно. Это так называемая жимолость татарская. С ней на вид все в порядке, за исключением одной особенности. Корни слишком длинные. Они не должны быть длиннее метра, но они намного длиннее. Если честно, концов мы не нашли, хотя и провели аппаратное исследование. Корни уходят вглубь земли в бесконечность. Но конечно же, только из-за корней я бы не стала тебя вызывать.

— Что еще?

— Как минимум то, что месяц назад куст был шиповником. А вначале лета — барбарисом.

Повисла пауза. Сергей Романович прервал изучение куста и взглянул на Надежду Ивановну как-то по-новому.

— Не хочу тебя обижать… А ты уверена? Что не перепутала? Очень странно слышать от тебя какие-то сказки. Куст-оборотень? Или хамелеон?

— Тем не менее, это правда, — спокойно подтвердила Надежда Ивановна. — Никаких ошибок, я ничего не перепутала. Сергей, я больше года за ним наблюдаю. Это точно не ошибка.

Сытин вновь взглянул на куст.

— Ну хорошо. Допустим. А что если взять лопату…

— Уже было, — со странной, напряженной полуулыбкой перебила Селезнева. — Уже пытались — и лопатой, и посерьезнее. Но прежде чем я продолжу, давай вернемся в кабинет.

Назад шли молча. Каждый погрузился в свои мысли. Сергей Романович хмурился. Надежда Ивановна его понимала. И она знала, что несмотря на все заверения, что он попытается выслушать ее до конца, он мог на этом этапе резко завершить разговор и закрыть тему. Мог бы, если бы не знал, что ничего на этой территории не происходит волей одной лишь Надежды Ивановны Селезневой. Все, о чем она ему рассказывает, известно руководству, а значит, есть свидетели и подтверждающие факты. Но принять подобное было явно тяжеловато.

Оказавшись внутри, они вновь согрели чай и вместе закурили.

— Спасибо, что не развернулся и не ушел, — поблагодарила Селезнева.

— Когда-то я обещал тебе любую помощь, — заметил Сытин. — Я держу слово. Но то, что ты рассказываешь…

— Прости, но это только начало. Я только подбираюсь к главному.

— Хорошо. — Сергей Романович затушил сигарету и устроился поудобнее. — Слушаю. Итак, инопланетный куст. Который умеет менять свой внешний облик.

— Я обнаружила его в прошлом году. Здесь месяцами ничего не меняется, и иногда нападает тоска, или взгляд замыливается, что тоже не есть хорошо. Периодически я брожу по периферии, проветриваю мозги. И в тот день меня как будто что-то укололо. Как будто померещилось что-то — зверь или хорек какой-нибудь. Я пригляделась и вижу — куст. Я по всем параметрам должна была просто пройти мимо. Тут — этот куст, дальше вон еще один торчит; много их тут. Но понимаешь, когда столько лет вглядываешься в каждую трещинку, поневоле учишься видеть все необычное. Куст мне показался необычным, пусть даже сейчас хоть убей не смогу тебе объяснить, почему. Я решила изучить его поближе, и даже смогла подойти впритык. Но дотронутся не смогла. Резко заболело внизу живота. После той операции, помнишь?

— Как не помнить! — с неудовольствием отозвался Сытин. — После нее ты почему-то решила, что стала неполноценной женщиной, и ушла от меня.

— Не будем сейчас об этом, — мягко сказала Надежда Ивановна. — Что сделано — то сделано.

— Давай не будем, — буркнул Сытин. — Продолжай, я слушаю.