Но дальше, на Смоленщине, начались чисто русские земли. Вот тут у неприятелей начались трудности. Зашли уже далеко, обозы с припасами отстали. Не хватало еды, фуража (корма для коней). От разных полков по окрестным деревням рассылали команды, их так и называли – фуражиры. Они предлагали даже по-хорошему, продать им продукты. И цены называли высокие. Это было не трудно – перед войной Наполеон напечатал массу фальшивых русских денег, их везли с армией целыми возами. Везде, и в Италии, и в Польше, и в Германии, жители никогда не отказывались подзаработать. Деньги дают, отчего же не продать? Но русские повели себя совершенно не понятно для европейцев. Они отказывались! И никаких денег не брали!
Что ж, не хотят продать – французы забирали бесплатно. Но крестьяне начали сами сжигать свои деревни. Вместе с кладовыми, сараями, сеновалами, чтобы ничего врагу не досталось. Скот угоняли, укрывались в лесах. А если враги выезжали за продуктами маленькими группами, они не возвращались, их убивали. Боевые действия шли вдоль одной дороги, от Смоленска до Москвы. Неприятельские отряды могли отъехать от неё на 20–30 километров, дальше уже опасно. Но в этой полосе, справа и слева от дороги, ночью были видны пожары. Днём поднимались дымы от сожжённых деревень. Так встречал захватчиков простой народ России.
А Кутузов ехал к армии. В дороге продумывал планы. Рассылал распоряжения Барклаю-де-Толли, Багратиону, начальнику резервов Милорадовичу, московскому губернатору Ростопчину. Рассылал и командующим другими армиями – Чичагову, Тормасову, Витгенштейну. Намечал действовать совместно, чтобы они угрожали Наполеону обходом, оттянули вражеские силы на себя. Когда солдаты узнали, кого назначили главнокомандующим, они обрадовались. Одни когда-то служили под его началом. Другие слышали о нём. Даже сочинили стишок:
Узнал и Наполеон. Сказал: «О! Это старая северная лисица!» Но он рассудил по-своему: если царь назначил нового главнокомандующего, значит, хочет прекратить отступление. Это радовало Бонапарта. Он говорил: наконец-то будет решающее сражение, а при этом Александр лишится и армии, и Москвы! Но и Михаил Илларионович предвидел такую опасность. Хотя его собственное положение оказалось не простым. По дороге он получил известия, что Смоленск уже взят. Грустно вздохнул: «Ключ от Москвы потерян».
Даже самому подобрать себе помощников у Михаила Илларионовича не получилось. Вокруг царя снова угнездились англичане. А им Кутузов очень не нравился, как и Александру. По их подсказкам царь обратился к Михаилу Илларионовичу, чтобы он взял начальником штаба генерала Беннигсена – большого друга англичан. С ним в штаб Кутузова приехал и британский представитель Роберт Вильсон.
Александр ограничил и власть Михаила Илларионовича. Сперва-то считалось, что он главнокомандующий всеми войсками России. Но потом, вдогон, царь прислал уточнение, что армии Чичагова, Тормасова, корпус Витгенштейна ему не подчиняются. Ими стал руководить сам царь. Теперь он увлёкся идеями английских «специалистов», начал придумывать по их советам грандиозное окружение Наполеона. У Кутузова остались только те войска, которые прикрывали дорогу на Москву.
29 августа он приехал к армии, стоявшей у Царёва Займища. Отныне Барклай становился командующим только 1-й армии, Багратион – 2-й, а над ними Кутузов. Конечно, Барклаю было обидно, что его понизили. Даже с должности военного министра царь его снял. Хотя он-то знал, что делал всё правильно. Но он, как положено, доложил Михаилу Илларионовичу. Как и почему отступали, как воевали. Рассказал, что все солдаты и офицеры рвутся в бой. И вот здесь, возле Царёва Займища, Барклай всё-таки решил дать сражение. Потому что все этого хотят, да и Москва уже близко.
Кутузов слушал, кивал. Не хвалил и не критиковал. Он, как всегда, предпочитал помалкивать. Но он-то понимал: Барклай и в самом деле был прав. Спас армию. Если бы не отступал, её бы уже не было. Мало того, Михаил Илларионович считал, что даже сейчас, в Царёвом Займище, сражение давать нельзя. В двух армиях осталось 95 тысяч бойцов. А у приближающегося Наполеона – 150 тысяч, а то и больше. Многовато. Однако Кутузов и об этом сперва помалкивал. Он же видел: вся армия настроена сражаться.
Но общаться с солдатами он умел как никто другой. Вот таких способностей у Барклая не было. Кутузов устроил смотр войскам. Хвалил их, подбадривал: «С такими орлами, да отступать!» Воины воодушевились, кричали «ура». Однако сразу после этого Михаил Илларионович осмотрел позицию и объявил: нет, для битвы она не подходит. Фланги ничем не прикрыты. Сзади речка, болота. Если неприятель собьёт нас с позиции, как раз и угодим туда, увязнем. Кутузов приказал… отступать дальше. Объяснял: от сражения мы не отказываемся. Просто отойдём ещё чуть-чуть, отыщем позицию получше.