Кувыр-коллегия

— Нынче, — продолжала хвастать имперарица, — Лизка распутная сдохнет от досады! Вот он наследник мужеска пола! И сие не Анны Петровны* (*Анна Петровна — старшая дочь Петра I и Екатерины, сестра Елизаветы. Мать будущего императора России Петра III, коего звали кильтским ребенком) мальчонка, коего кильтским ребенком кличут. Не гулящей девкой сие дитя рождено! Про то помнить надлежит!

— Будем помнить, матушка, — склонился в поклоне Остерман.

— Младенца перенесть в мои покои! — приказала Анна. — Я сама за ним присматривать стану. А то много кто сему мальцу уже смерти желает! И всех собрать нынче при дворе для праздника великого! И Лизку пригласить! Пусть видит!

Затем она сама схватила младенца и понесла его на свою половину, забрав у родителей. Анна Леопольдовна и принц Антон Брауншвейгский и пикнуть не посмели.

Бирон и Остерман из покоев принцессы вышли вместе.

— Теперь трон Анны укрепился как никогда, — проговорил Остерман.

— Вы правы, граф. Но врагов у сего младенца предостаточно! И сегодня они соберутся при дворе на празднике. И нам стоит как и прежде держаться вместе.

— Я готов выполнять договор, герцог. Я ваш друг. И я согласен дабы именно вы стали регентом империи Российской….

Год 1740, август, 12 дня. Санкт-Петербург. В покоях светлейшего герцога Бирона.

Банкир Либман был уже у герцога и ждал его. Рождение наследника изменило многие коньюктуры придворные. Теперь семейство Брауншвейгское могло войти в силу. И Остерман мог отколоться от союза с герцогом.

— Эренст! — Лейба бросился к Бирону. — Я жду тебя уже полчаса.

— Я только из половины принцессы, Лейба. Наследник родился. И сегодня сие событие будет салютованием из пушек отмечено.

— То мне и так понятно, герцог. Мне не понятно, что далее будет? Одного опасного врага мы одолели, а десяток новых нажили. Вот так.

— Ты про кого это, Лейба? Про Остермана?

— И про него также. Но тебе известно, что в Петербург едет принц Людвиг Брауншвейгский, младший брат нашего принца Антона, что нынче отцом императора будущего стал?

— Нет. Я про сие не слышал. А кто звал его?

— Принц Антон упросил императрицу пустить принца Людвига в Россию. И мои люди в Вене донесли мне, что принц Людвиг метит на корону Курляндии.

— Что? — удивился Бирон. — Но корона эта на моей голове!

— Я это знаю. Но принц Людвиг мечтает с твоей головы корону сорвать при помощи своего братца.

— Лейба, но принц Антон пока Россией не правит!

— Вот ты и задал правильный вопрос, Эрнест! В Вене в неких кругах мечтают принца Антона сделать регентом при малолетнем сыне, а уж он у тебя корону Курляндии отберет, и Людвигу предаст. И помочь ему в сем деле может Остерман. В Вене на него рассчитывают, и от двора императорского он немало денег получил. И не стоит тебе надеяться, что он будет тебе верным союзником. Ты ему нужен был лишь для того, чтобы свалить Волынского.

— И что же мне делать? Я готов слушаться твоих советов. Я и сам не сильно то верю Остерману. Не понравилась мне его хитрая рожа сегодня, хоть и он и уверял меня в дружбе.

— Нам стоит с тобой Остермана и принца Антона в борьбе придворной переиграть. И надобно чтобы Анна тебя назначила регентом империи.

Бирон посмотрел на банкира.

— Но она уже готова назначить меня, Лейба. Мне стоит только надавить на неё, — сказал герцог.

— А вот сего не нужно! Сейчас твое назначение нам не токмо не полезно, но вредно. Если указ о твоем назначении выйдет сейчас, Эрнест, то Остерман и принц Антон станут твоими противниками. И это точно их объединит.

— И что делать? Что ты предлагаешь?

— Мы усилим немного партию принцессы Елизаветы. Она будет неплохим противовесом семейству Брауншвейгскому и Остерману. Тогда вице-канцлер будет держаться тебя. Он знает, что от Елизаветы ему ждать ничего хорошего нельзя.

— Хитро, — согласился с Либманом Бирон.

— И когда они почувствуют угрозу от Елизаветы, то сами потребуют именно тебя в регенты.

Год 1740, август, 14 дня. Санкт-Петербург. В доме у Пьетро Мира.

Пьетро Мира стал собираться во дворец. Сегодня императрице угодно видеть всех шутов на празднике. Мария сидела рядом с ним и с тоской смотрела, как он одевает новый камзол.

— И как долго я должна сидеть взаперти, словно в тюрьме, Пьетро? — спросила она.

— Не начинай сейчас, Мария. Не желаешь же и ты поступить в кувыр коллегию и вытеснить оттуда Буженинову?

— Не смешно! Ты снова шутишь? Сколько можно?! Я уже так долго отлучена от театра! И эта новая певичка так хороша?

— Императрица довольна ей, — ответил Пьетро.

— Что? Неужели она поет лучше меня? Что ты скажешь? Не могла же царица так быстро забыть мой голос? Это невозможно! Я не могу поверить!

— Мария! Я уже слушал твои жалобы. Но сейчас ничего сделать нельзя.

— Попроси своего герцога. Он все может!

— Пойми, что императрица уже не столь часто слушает музыку сеньора Арайя. И музыку вообще. Государыня больна. И приступы боли повторяются все чаще и чаше. Не думаю, что Анна сейчас сможет отличить твой голос от голоса новой певицы.

— И сколько я должна еще сидеть взаперти? — спросила она.