Кувырком (ЛП)

Ее голос поднимается на октаву.

— Нет ничего плохого в том, как я одета.

Мой вопрос, жесткий и резкий, рассекает воздух.

— Ты пьяна?

— Нет!

— Под кайфом?

— Нет!

— Ты трахалась с ним раньше?

— Не твое дело!

Мои губы сжимаются в ниточку.

— Это значит да.

— Не смей устраивать мне допрос!

— Ты понимаешь, что могло произойти, если бы меня здесь не оказалось? — ору, забыв о спящих наверху детях.

Потому что в этом вся суть. Которая заставляет меня жаждать крови. Заставляет хотеть пробить стену кулаком, вернее, схватить тот кусок дерьма на улице и еще раз приложиться, как следует. То, что могло с ней случиться, если бы здесь присутствовал кто-то другой, а не я.

Я смотрел в глаза жертв насилия. Видел последствия. Конечно, потерпевшие как — то живут дальше. Возможно, преодолевают случившееся. Но никогда не забывают.

И навсегда перестают быть прежними.

— Да, прекрасно понимаю, Джейк. Вопреки тому, что ты думаешь, я не дура. И благодарна, что ты оказался рядом. А теперь можешь уходить, — голос из безжизненного превращается в ледяной.

Тыкаю пальцем во входную дверь.

— Никуда, черт возьми, я не пойду, пока он здесь.

— Прекрасно. Диван в твоем распоряжении.

И всё — больше со мной разговаривать не собираются. Челси разворачивается в направлении лестницы; спина прямая как палка. Через пару ступенек Челси оглядывается, и ее слова разят словно стрелы.

— Теперь я понимаю, почему ты такой успешный адвокат, Джейк. Отлично умеешь сваливать вину на жертву.

Мгновение просто стою на месте. Слишком ошеломленный — или слишком пристыженный, — чтобы ответить.

Челси уходит, и я остаюсь один. В ушах эхом отдаются все слова, которые мне не следовало говорить.

Глава 12

Уже через пять минут рыскаю на кухне в шкафах и ящиках как наркоман, позабывший, где спрятал свою заначку.

Бормочу, обращаясь к покойному брату Челси.

— Ну же, Роберт. Я знаком с твоими детьми, — залезаю вглубь холодильника, отодвинув в сторону миндальное молоко, тофу, экологически чистые груши. — Твою мать, ну не верю, чтобы у тебя в этом чертовом доме не был припрятан алкоголь.

Сейчас меня устроит даже бутылочка NyQuil.

Роюсь в морозилке. И там, под контейнером с замороженным соусом для спагетти, замечаю золото. Жидкое золото. Бутылку «Южного Комфорта».

Смотрю на нее и чувствую вкус облегчения на языке.

— Молоток, Робби. Наш человек.

Откручиваю крышку и делаю глоток, не в силах ждать, пока налью в стакан. Холодная жидкость прожигает приятную обезболивающую дорожку вниз по горлу. Вытаскиваю пакет замороженного гороха для ноющих костяшек пальцев и закрываю дверцу. Потом достаю из шкафа стакан и наполовину заполняю его янтарным ликером. Покручивая жидкость в стакане, слышу быстрый приглушенный топот со стороны черной лестницы.

Через мгновение в двери появляется Рори в голубых пижамных штанах и белой хлопчатобумажной футболке. Вьющиеся каштановые волосы торчат во все стороны. По широко распахнутым встревоженным глазам понимаю, что мальчик проснулся некоторое время назад.

— Почему ты не в кровати? — мягко интересуюсь.

— Пить захотел, — врет в ответ. — Можно воды?

Делаю знак, чтобы садился за центральную столешницу, потом наливаю в стакан из — под крана. Ставлю перед Рори, и несколько минут мы молча потягиваем свои напитки в тускло освещённой кухне.

Пока он не признается.

— Я слышал вас с тетей Челси.

Просто киваю.

Рори нерешительно всматривается в меня изучающими голубыми глазами.

— Вы кричали. Ты казался… взбешенным.

Делаю глоток и выдыхаю.

— Да. Я сильно рассердился.

Чувство вины ест меня поедом. Но когда лицо мальчугана застывает от беспокойства, раскаяние ощущается особенно сильно.

— Ты уйдешь, да?

Опускаю стакан на стол и смотрю ему в глаза.

— Нет, Рори, не уйду.

Пацан сразу же расслабляется.

— Это хорошо.

Попивая воду, задает вопрос:

— Почему вы поссорились?

— Я… вспылил.

— Ты вел себя как обозленный маленький засранец? — повернул мои же слова против меня.

Фыркаю. Сообразительный малец.

— Что-то вроде того.

— Мама с папой тоже время от времени ругались…

Не удивительно с таким — то количеством спиногрызов. На самом деле, если бы в какой — то момент Роберт Мак-Куэйд ушел в полный аут, провозгласив: «А вот и Джонни!», как в фильме «Сияние», я и то бы не удивился.

— … но ругались в машине.

Невольно усмехаюсь.

— В машине?

— Ага, — хихикает. — Наверное, не хотели, чтобы мы знали об их перепалках. Поэтому выходили на улицу, где никто не услышит. Мы наблюдали за ними из окна на втором этаже. — Улыбаясь воспоминаниям, говорит тише: — Мама вот так делала руками…

Рори начинает махать руками над головой, будто осьминог в эпилептическом припадке.

— А папа — вот так…

Сжав пальцами переносицу, качает головой — идеальная имитация мужчины, пытающегося урезонить неразумную женщину.

— А что было, когда они возвращались в дом?

Немного подумав, отвечает:

— Ходили, делая вид, будто не замечают друг друга. Не разговаривали. Но через какое-то время как будто ссоры и не было, понимаешь?

Вообще — то нет. У меня всегда было место в первом ряду у ринга во время родительских ссор. Но я киваю и озвучиваю то, что Рори и так знает: