В большой комнате за пианино сидел папа, и руки его лихо бежали по клавишам. Пианино гремело. Папино лицо горделиво приподнято, будто он Сенатор. Редкие волосы, где еще не лысина, разлохматились вольно и встали надо лбом дыбом. Во всей папиной фигуре за пианино была сейчас такая молодецкая удаль и широкий степной размах, что Ася обмерла на пороге.
Про «широкий степной размах» Ася недавно где-то читала…
Папа музыке никогда не учился. Он даже нот не знает. Просто садится за пианино и играет, что хочет. Когда-то в студенческом оркестре играл. Но никто не верит, что он не учился.
Близко за папиным плечом стоит тетя Кира из Мурманска. Вот это кто приехал! Тетей Кирой ее все равно никто не зовет. Все — и Ася тоже — называют просто «Кирилл». «Высшая ступень родства душ», — как объясняет мама. Кирилл вроде сейчас стоит, но кажется, что она уже пустилась вприсядку. Или подпрыгнула до потолка. «Существует только в неустанном и неостановимом движении», — как мама объясняет. Как мячик! Ее невозможно удержать. Только мячик круглый, а Кирилл — наоборот — тоненькая. У нее сейчас такой свеже-приподнятый вид, какой у Кирилла всегда бывает после бессонной ночи в поезде. На Кирилле блестящая юбка-колокольчик и кофточка, вся из кружев. Сама все, конечно, сделала — юбку, кофточку, кружева и плетеный браслет на тонком запястье.
Кирилл толкает папу сзади рукой и требует:
— Юрка, голос!
Фингал сразу поднял голову. Но это же не ему!
Папа молодецки ударил по клавишам, и они с Кириллом запели:
Чего разлегся, как паштет
На свежем бутерброде?…
— Стоп! — крикнул папа. — Таня, так?
— Все равно, — мама машет рукой. — Пусть так…
Мама машет с усталым видом творца, которому все теперь безразлично. Его творение все равно уже оторвалось от его души и живет теперь в большом мире по чужим и неуправляемым законам. А творцу остались только усталость и пустота.
— Может, лучше — «на теплом»? — сомневается папа. — На теплом бутерброде паштет как раз растекается. Простая логика!
Вечно этот папа в поэзии ищет логику.
— Ладно, — машет мама рукой. — Пускай…
От творца ничего уже не зависит.
— Голос! — требует Кирилл. — Юрка, голос!
Папа ударил по клавишам, и они с Кириллом запели:
— Дон… Дон… Дон… — задыхается пианино.
Мама громких звуков в доме не любит. Звуки ей мешают сосредоточиться. Когда папа громко играет, маме кажется, что где-то под окнами тупым перочинным ножом перепиливают водосточную трубу. Честно говоря, если папа играет тихо, маме то же самое кажется. Слуха нет совершенно! И с этим ужасным маминым недостатком Асе с папой приходится все время мириться.
Но сейчас маме нравится.
Она даже ногой отбивает смутный какой-то ритм. Этот ритм, если разобраться, наверняка абсолютно не музыкальный. Может даже этот ритм — аритмичный. Но маме нравится.
Именно этих слов, что папа с Кириллом сейчас поют, Ася не знает, но вообще — это обычная гостевая песня. Слова меняются с каждым гостем. Как песенки у Винни Пуха — на разные случаи жизни. А гостевая песня нужна, чтобы сохранялась праздничность души. Даже если каждый день гости!
Ведь именно гости — это повседневность настоящего дома…
На прошлый Новый год Ася, мама и папа уехали в Москву. Тоже, нашли время! А к ним в Ленинград в этот же вечер вдруг прилетели дядя Олег из Саратова, Ищенко из Ашхабада, Геннадий Васильич из Вильнюса, он был с сыном, и Тамара Замойская с Сахалина. Они все столкнулись на лестничной площадке у закрытой двери. А, между прочим, друг друга никто не знал. По крайней мере — в лицо. Так-то они друг о друге от мамы слышали, что они есть. Но встречаться не приходилось. Когда они вдруг сошлись на площадке, то сперва подозрительно друг на друга глядели. Мол, чего это он тоже сюда звонит, этот тип? Чего ему нужно? Может, у него ключ?
А ключа ни у кого не было. Никаких не хватит ключей — рассылать по всему Союзу.
Ключ был только у соседки снизу. Не успели Ася, мама и папа в Москве раздеться с дороги, соседка уже звонит. Она так встревожена! Ей почему-то кажется, что ее сейчас ограбят! Там на лестнице какие-то люди. Смеются. Маму ругают. Колотятся в дверь. У нее уже спрашивали про ключ. Она не дала! Теперь звонит, что ей делать? Спать она не ляжет, будет всю ночь за ними следить, но прямо чувствует, что эта новогодняя ночь ей дорого обойдется. Она паспорта у них поглядела, записала фамилии. Вот они, эти фамилии. Может, мама кого-нибудь опознает?
«Всех опознаю! — закричала в телефон мама. — Скорее отдайте ключ. Это друзья!» — «Все сразу?» — удивилась соседка. Ключ она отдала, раз мама приказывает.