Кузены

– Милли, наверное, уже там…

– Да. Я усадил ее на последнее место в ряду – она сказала, что пришла одна.

– Ясно, – говорит Обри, поджав губы.

Мы минуем притвор, идем по центральному проходу и оказываемся куда ближе к передним рядам, чем рассчитывали, придя так поздно. Церковь наполняют негромкие звуки органа, но наши шаги все равно отчетливо слышны, разносясь громким эхом. С первой скамьи на звук оборачивается девушка – я узнаю Хейзел Бакстер-Клемент. Киваю с соболезнующим выражением на лице, и она слабо улыбается в ответ. Дональд наконец останавливается, указывая нам наши места. Четверо в черном сдвигаются вправо, чтобы мы могли сесть.

– Спасибо, – шепотом благодарит Обри, выпуская руку Дональда. – И… примите мои соболезнования. Мне очень жаль, что вы потеряли друга.

– Он обрел мир, – отвечает тот вполголоса, со скорбной миной. – Чего еще может просить каждый из нас в конечном счете?

Аллисон, 18 лет. Июль 1996 года

Аллисон оценивающе рассматривала себя в зеркале. Сегодня она выглядела лучше, чем в последнее время, но оно и неудивительно – в бальном платье и бриллиантах. Она сомневалась, как будет смотреться в белом при своей бледности, но именно этот оттенок – мерцающий голубоватый цвет припорошенного снегом замерзшего озера – каким-то образом даже придал лицу румянец.

Платье застегнулось без проблем, и в голове немедленно мелькнуло: «Видишь? Ты ни фунта не набрала. Ты не можешь быть беременной». Однако мозг тут же предательски напомнил, что месячные запаздывают уже не на неделю, а незнакомая прежде тошнота теперь донимает постоянно.

И все же наверняка Аллисон до сих пор не знала. Украденный из аптеки тест лежал нераспакованным под стопкой свитеров в шкафу. Сперва надо выдержать летний бал сегодня вечером, а вот после него уже точно сделать тест. Наверное…

– Тук-тук! – одновременно с громким стуком по дереву бодро донеслось снаружи. – К тебе можно?

– Да. Заходи.

В открывшейся двери появился Арчер в смокинге, с уже слегка ослабленным галстуком-бабочкой. На лице при виде сестры заиграла широкая улыбка.

– Шикарно выглядишь! Какие бриллианты! А угадай, что я нашел? – Войдя и прикрыв дверь, Арчер помахал зеленой с золотом бутылкой. – «Дом Периньон» отбился от своих приятелей.

Аллисон скривилась – от одной мысли об алкоголе к горлу подступила знакомая тошнота.

– Не мог подождать до праздника?

– Знаешь, «что бывает с отложенной мечтой»? – Сестра не ответила, и Арчер продолжил сам: – «Как изюм на солнце она высыхает. Или гноится…»[4]

– Я в курсе, – оборвала его Аллисон. – Не у тебя одного была литература с мисс Херманн. Я к тому, что, может, хоть в этот раз будешь держаться в рамках? Или опять выставишь себя дураком, либо отрубишься еще до полуночи? Или и то, и другое?

– Ой. – Арчер посмотрел на нее с обидой.

– Мама потратила кучу времени, планируя праздник, между прочим. Сейчас это практически единственное, что может сделать ее хоть капельку счастливой. Так, может, попытаешься все не испортить?

– Ничего я не порчу! Господи! В следующий раз просто скажи: «Нет, спасибо».

От укоризненного взгляда брата Аллисон тут же стало не по себе. Не стоило на него так набрасываться. Извинением ей могло служить лишь то, что за эти недели она буквально превратилась в комок нервов. Только вот Арчер здесь совсем ни при чем.

– Я просто хотела… – начала она, но тот уже был почти за дверью.

– Не важно. Я все понял. Мы с «Домом» видим, когда нам не рады.

Аллисон только вздохнула, не пытаясь его задерживать. Она все равно не знала, что еще сказать.

Бессчетное число раз поправив макияж, пока вконец не осточертело, она наконец вышла из спальни и двинулась по коридору. Как и всегда в последнее время, дверь, которой обычно избегала, теперь притягивала девушку как магнит. Она легонько постучала по косяку.

– Войдите, – откликнулся нетерпеливый голос Андерса.

Он был уже практически одет, только без смокинга, и, стоя перед большим зеркалом напротив кровати, завязывал бабочку. Увидев отражение вошедшей Аллисон, брат сардонически приподнял бровь:

– Чем обязан столь приятному визиту?

Закрыв дверь, Аллисон присела на краешек кровати.

– Просто места себе не нахожу.

– Ты уже сделала тест? – без дальнейших предисловий спросил Андерс.

– Нет.

Он закатил глаза:

– Господи, Аллисон! Ты так дождешься, что родишь раньше, чем признаешь проблему. Да чтоб этому галстуку! – Андерс развязал его и начал все снова.

Аллисон отчаянно хотелось поделиться с кем-нибудь своими страхами, но она не могла заставить себя признаться ни матери, ни Арчеру, ни кому-нибудь из подруг. Мелькнула как-то секундная мысль рассказать Мэтту – может, хоть на такой звонок он наконец ответит, – но не позволила гордость. Оставалось два варианта – держать все в себе или обсуждать с Андерсом. Надо же – это оказался именно он! Ему вообще неизвестно, что такое сочувствие. Может, все-таки, учитывая серьезность ситуации, в этот раз проявит себя с лучшей стороны?

– Мне страшно, – пожаловалась Аллисон.

Андерс, затягивая галстук, только фыркнул.