Кузина Филлис. Парижская мода в Крэнфорде

– Ах, кузен Пол! Да вы, стало быть, совсем ещё дитя, раз никогда не слыхали, что и больные бывают румяны. Только всё-то вы, голубчик, понимаете, и не пытайтесь даже меня обмануть. Я-то ведь сплю с нею по соседству и распрекрасно слышу, как она час за часом расхаживает ночью по комнате, вместо того чтоб лежать в постели! А с чего, по-вашему, она частенько входит в дом, запыхавшись, и падает вон в то кресло? – Бетти кивком указала на стул, стоявший у двери. – С чего просит воды? Прежде наша Филлис возвращалась с полей такая же бодрая и свежая, какой бывала с утра. Ежели тот ваш друг дурно с ней обошёлся, то пускай он за это ответит. Она ведь не девушка, а диво! Сладкая и крепенькая, точно орешек! Отец любит её пуще жизни, да и мать тоже, разве только муж для хозяйки главнее. Так, вы, стало быть, уж приглядите за своим приятелем, а то ведь я не потерплю, если он обидит нашу Филлис!

Что мне оставалось делать? Что говорить? Я хотел одним разом оправдать Холдсворта, уберечь тайну моей кузины и успокоить добрую служанку, но избрал для этого, увы, не лучший путь:

– Не думаю, чтобы Холдсворт сказал ей хоть слово о… о любви. Нет, я уверен: он ничего такого не говорил.

– Ах! Ах! Не говорил! Так разве человеку кроме языка не дадены ещё глаза и руки? По целой паре того и другого на брата!

– Но Филлис очень молода. Неужели, будь с нею что-то не так, её родители не заметили бы этого?

– Ежели хотите знать моё мнение, то я вам прямо скажу: «Нет!» Как, скажите на милость, они её промежду собой называют? «Дитя» – не иначе! Точно она первый ребёнок на белом свете! У них на глазах она выросла девушкой, а они всё смотрят на неё так, словно она младенец в пелёнках. Ну и могут ли они заподозрить, чтоб мужчина влюбился в младенца?

– Нет! – сказал я, усмехнувшись, но Бетти была серьёзна, как судья.

– То-то и оно! Вы вот от одной мысли об этом смеётесь, и мистер Хольман, хоть он не хохотун, тоже бы потешился, если б кто ему сказал, что можно влюбиться в малютку! Куда ваш Холдсворт уехал?

– В Канаду, – коротко ответил я.

– Канада то, Канада сё! – проговорила Бетти сердито. – Почём мне знать, где это? Скажите лучше, сколько туда ехать! День? Три дня? Неделю?

– Три недели, самое меньшее! – вскричал я в отчаянии. – И он либо уже женат, либо вот-вот женится. Теперь вам ясно?

В ответ я ждал новой вспышки гнева, но нет: дело было слишком серьёзно. Бетти опустилась на стул и минуту или две молча сидела с видом столь несчастным и подавленным, что я, силясь её утешить, принял более доверительный тон:

– Я сказал вам правду, Бетти. Уверен: он ни слова ей не говорил. Полагаю, она понравилась ему, но теперь всё это в прошлом. Лучшее, самое милосердное, что мы можем сделать для моей кузины… Я знаю, как вы её любите…

– Я нянчила Филлис вот этими руками! Из этих рук её братик в последний раз вкусил земной пищи! – Бетти промокнула глаза уголком передника.

– Тогда давайте не будем показывать ей, что мы горюем. Так она легче справится со своим горем. Её отец и мать даже не догадываются об нём, и мы тоже должны делать вид, будто ничего не подозреваем. Больше ей уж ничем не поможешь.

– Будьте покойны! Ведь было время, когда я и сама любила. И как ни крути, всё равно я жалею, что этот Холдсворт переступил наш порог. Уж лучше б он никогда здесь не появлялся со своими «Пожалуйста, Бетти!» и не лакал бы, как кот, наше молоко! Терпеть не могу всех этих любезностей! – Я счёл разумным не мешать сварливой служанке изливать злобу на отсутствующего Холдсворта. И если это было с моей стороны трусливо и вероломно, то я понёс заслуженную кару. – Джентльменам следовало бы думать, прежде чем любезничать с девушками! Иные мужчины воркуют, точно голуби, и притом, видно, думают, что они так же невинны! Вы, кузен Пол, не должны таким становиться. Хотя вам-то, по правде сказать, оно и не дадено: с лица вы не бог весть что, фигурой не вышли, да и в словах ваших никакого вреда. Прельстите разве глухого аспида.

Ни один молодой человек девятнадцати– двадцати лет не обрадовался бы, услышав о себе столь неблагосклонный отзыв, пусть даже от старейшей и безобразнейшей представительницы противоположного пола. Спеша переменить предмет, я вновь обратился к Бетти с призывом хранить секрет Филлис. В завершение нашей беседы почтенная служанка разразилась такою речью:

– Вы хоть и родня нашему пастору, а дурень, каких свет не видывал! И посылает же Бог умным людям таких кузенов! Неужто вы думаете, что коли на мне нету очков, как на вас, так я совсем ничего не смыслю? Да пусть мне отрежут язык и прибьют его на дверь сарая всем сорокам в назиданье, если я хоть одно лишнее слово скажу бедной девочке или кому другому! Ежели теперь ваша душенька наконец довольна, то ступайте и не мешайтесь здесь, на моей кухне!

Все эти дни, с пятого июля по семнадцатое, я, должно быть, не помнил о карточках, обещанных Холдсвортом. Вернее, позабыть о них совсем я, конечно, не мог, однако, сообщив Филлис о готовящейся свадьбе, перестал бояться, что они наделают переполох. Доставили их тогда, когда я уже и не ждал.