Кузькина мать. Хроника великого десятилетия

А дальше надо было решить двуединую задачу. С одной стороны, сделать так, чтобы все другие мужики не богате­ли. Никогда. С другой стороны, так устроить, чтобы мужи­ку вообще ничего не надо было платить за хлеб и картошку, за масло и мясо. И чтобы не с каждым по отдельности раз­бираться, а выгребать из общественных амбаров.

И было придумано коллективное хозяйство — колхоз.

Земля, конечно, принадлежит крестьянам, как и было обещано, да только не каждому в отдельности, а всей безот­ветственной толпе. И коровы, и лошади, и сеялки — все об­щее пусть принадлежит коллективу. Желающих вступать в колхоз не нашлось. Надо было в колхозы загонять си­лой. Ради этого у мужиков отбирали все продовольствие. Вообще все. Вступишь в колхоз — дадим жрать, не всту­пишь — сдохнешь от голода. Умерли миллионы. Но колхозный строй победил! Теперь не надо было покупать хлеб у мужика. Теперь колхозу спускали план: сдать столько-то мяса, столько зерна, столько льна, а вот столько гороха.

За свой труд колхозник денег не получал. Вообще ни­каких. Ему платили натурой, как в средние века. Предсе­датель и бригадиры за выполнение какого-то объема работ засчитывали трудовой день — трудодень. После того, как колхоз выполнял государственный план сдачи продуктов, остатки картошки и свеклы, соломы и сена делились между колхозниками пропорционально вложенным усилиям.

Рабский труд непроизводителен. Рабский труд на зем­ле непроизводителен втройне. Труд на земле — это не кам­ни тесать, не дороги мостить, не пирамиды строить. Труд на земле — это творчество. Но всякая инициатива в колхо­зах была убита, как и личная заинтересованность в резуль­татах труда. Мало того, самая деятельная и «пробивная» часть из оставшихся мужиков тут же подалась в управлен­цы. Вчерашний сеятель средней руки становился председа­телем, замом председателя, помощником или бригадиром. В каждом из них страна теряла одного кормильца и приоб­ретала еще одного бюрократа.

Колхозная бюрократия вела себя как любая бюрокра­тия в мире: плодилась, размножалась, воровала и обманы­вала. Председатели колхозов обрастали телефонами, секре­таршами, канцелярскими столами, счетоводами, шкафами с бумагами, завхозами, графиками сева и уборки, планами и отчетами об их досрочном выполнении.

Любимчику бригадира или дочке председателя начис­ляли то, чего они не делали. А за счет кого? За счет того, кто хорошо вкалывал. Так зачем хорошо вкалывать, если твои успехи дяде Ване или тете Маше запишут?

Так ведь народ разбежится из таких колхозов. Нет, граждане! У нас все предусмотрено. Чтобы из колхозов на­род не побежал, были введены внутренние паспорта. Но олько для тех, кто живет в городе. А колхознику паспорт не положен. Нет, не заграничный паспорт. Граница на зам­ке. Из рая не сбежишь. Колхознику не полагался внутрен­ний паспорт. Зачем он рабу? А без паспорта колхозники — то есть большинство населения страны — формально гражданами своей страны не являлись. Собакам паспорт полагался, колхознику — нет. Собаку можно было возить в самолете, а колхозник никогда в самолете не летал. Не для тебя, дорогой товарищ, конструкторы Туполев и Антонов стараются. Рылом ты не вышел в пассажирском самолете летать. И в гостиницу колхозников не пускали. Скоту и колхозникам там не место.

Так и жили.

И вот стране, где большая часть населения была опу­щена на уровень рабов, которые никуда не могли убежать, которым денег за работу не полагалось, товарищи Козлов и Хрущёв обещали жизнь при коммунизме, где каждый будет работать по способностям, а получать по потребнос­тям. Но, пообещав, колхозного рабства не отменили, земли мужикам не дали, как и внутренних паспортов, и деньгами за труд не платили.

Повторю: коммунистические лидеры — это придурки и преступники. На примере обещаний товарищей Козло­ва и Хрущёва попытайтесь определить, чего в наших вож­дях было больше: преступной наглости или обыкновенной глупости?

5