Кузькина мать Никиты и другие атомные циклоны Арктики

На дембель мы уходили с Новой Земли на грузопассажирском судне «Чиатури». Был среди нас старшина команды Валерий Талаш — москвич, крепыш, спортсмен. Как вышли в море, так его вдруг скрутило, боли в животе. Позвали судового фельдшера. Он осмотрел: «Наверное, ребята, его укачало». Зыбь на море и в самом деле была. Так ведь Талаш три года на корабле служил, и не укачивало. Тут припомнили, что на живот он сетовал еще полгода назад, тогда же и аппетит потерял. Ребята ему: «Валерка, не мучайся, сходи в госпиталь». Он отмахивался — здесь не врачи, а коновалы, вот приеду в Москву… А до Москвы парня едва довезли, на вокзале его забрала «скорая», и в больнице он вскоре умер. Молодой парень, здоровяк! Что же его так подкосило? Теперь уж никто не скажет. Но, думаю, радиация тут ни при чем — Валера не был с нами, в числе двенадцати.

А меня радиация догнала через годы, ударила по сердечно-сосудистой части. Первое время я обходился без врачей: какой толк к ним идти, если всего не расскажешь, ведь подписку о неразглашении на двадцать пять лет давали.

Не будь этой подписки, может, они и лечили бы правильно. Но, знаете, я ни о чем не жалею. Службу добрым словом вспоминаю и не корю себя за то, что тогда в добровольцы вызвался. А болезни? Ну раз выпала мне такая участь, так тому и быть.

Был на Северном флоте 50-х пароход «Эмба» — штабное судно. Кто в ту пору работал на заводе № 402 и на Яграх, его знает. Нельзя было не запомнить гражданского облика солидную, в 3500 тонн, посудину среди множества военных кораблей. Финский пароход достался нам по репарациям. До войны он держал пассажирскую линию Хельсинки — Лондон. Такие широкие палубы, комфорт кают и салонов, отделку из редких пород дерева, как на «Эмбе», в Союзе не всякий видел. Правда, к 50-м от этого лоска сохранилось не все, но многих впечатлял, например, «адмиральский коридор», где были раскатаны ковровые дорожки. Однако не роскошью вошел этот пароход в историю. В 1955-м на судне смонтировали комплекс «Мрамор» — для радиотелеуправления различными объектами на боевом испытательном поле. «Ядерной кнопкой» его вряд ли можно назвать, но именно из-за этого комплекса «Эмба» стала одним из командных пунктов при испытаниях атомного оружия.

Северодвинец Борис Яковлевич Починков проходил срочную службу на штабном судне «Эмба», был радиотелемехаником.

— Первый раз атомный взрыв я увидел еще до призыва во флот. После окончания школы-семилетки и курсов радистов в Архангельске я устроился вольнонаемным в воинскую часть и работал радиотелеграфистом. Позже из Соломбалы штаб нашей части перевели в Молотовск — располагался он в самом конце улицы Индустриальной. Осенью пятьдесят пятого нас отправили кораблем на Новую Землю. Мы прибыли в Белушью губу и здесь стояли все время — обеспечивали связь, и 15 сентября тоже находились в поселке. «Гриб» атомного взрыва я видел, но он не впечатлил, наверное, потому, что мы находились на очень большом расстоянии от него. А в следующий раз атомный взрыв я застал уже в 1957- м, когда служил на «Эмбе»

Но на «Эмбу» я попал не сразу. Вот, когда вернулся с Новой Земли, чуть не попал под трибунал — военкомат завалил повестками, а я все не являюсь. Пришел, объяснил. Меня сначала хотели направить в ШМАС — школу младшего артиллерийского состава, это на Яграх. Но я очень хотел служить во флоте, просился в моряки, и полковник-военком, видно, это учел. Потом окончил школу мотористов, немного прослужил на тральщике, как произошла кадровая перегруппировка, и так я оказался на штабном судне «Эмба». Служил по-прежнему мотористом, но однажды, когда ребята — телеграфисты тренировались работать на ключе, сел с ними — решил проверить свои навыки, и вышло лучше, чем у них. Тогда же оформили приказ по кораблю: перевести из мотористов в БЧ-IV — радиотелемехаником.

Наш хороший пароход

«Эмба» в море не бывала разве что только зимой. Зиму отстаивалась в Молотовске, но как только лед ушел, тут же — в море, и все время на ходу.

Бывший финский комфортабельный пароход. Салоны и каюты отделаны ценными породами дерева, деревянные перила и поручни. Зашивки, короба для труб — и те из красного дерева, а шурупы — бронзовые! Покрашено все очень качественно, в три слоя, а самый первый — прозрачный, вроде как стекло, но прочное — не отобьешь! Были у нас на «Эмбе» «Бархатный салон» и «Кожаный салон». Это в зависимости от того, чем мебель обита. «Бархатный салон» — поменьше, там стол, кресла, диван, пианино. В «Кожаном» размещалась офицерская столовая, там же питалась и «наука».

На нашей «Эмбе» был даже свой автомобиль — армейский «козлик». История с ним такая. На Новую Землю техники везли очень много, и как будто там ее никто и не считал. Сам был свидетелем в Белушке: где у грузовика бензин заканчивался, тут его и бросали. А нашему «козлику» угораздило свалиться с причала в воду, он утонул, и его никто не хватился. На «Эмбе» про это узнали, машину со дна подняли, перебрали и оставили у себя на пароходе, возили потом на палубе, раскрепив растяжками…