– Откуда мне знать! Она мне не говорила, – ответил Константин.
– Не говорила. Она поклялась мне в верности!
– Тебе поклялась в верности, а мне крест целовала – век не расставаться со мною.
Пахомов хотел что-то сказать, но поперхнулся от волнения. Оправившись, он наклонился к сидевшему на камне Константину и на ухо стал назойливо твердить, что он ее жених.
Константин и тут сразил Пахомова. Он спокойно кивал головой:
– Хорошо.
– Что хорошо?!
– Пускай… она твоя невеста, но она не хочет со мной расстаться…
– Тогда накажи ей, чтобы она не помнила обо мне.
– Вольна ли она в том? – вздохнул Константин.
– Стало быть, она меня еще любит?
– Кто знает! Дело ее.
Волны метались в камнях и кустарниках, пенясь у берегов, оставляя на земле щепу и мусор. Одинокий челн боролся с валами на середине реки. Казалось, вот-вот он тонет, его уже не видно в воде, его похоронил под собой громадный пенистый вал, но нет… Он цел и невредим, вон мелькают весла и чернеет фигура гребца в нем.
– Послушай, друг! Оставь ее, уйди с дороги! – умоляющим голосом обратился Пахомов к Константину. – Я с детства ее знаю, она мне ближе, нежели тебе.
– Да разве я ее насильно не пускаю к тебе, да разве я ее отнимаю от тебя! Вот ты сызмала ее знаешь, да плохо.
Не такая она, чтобы не иметь своей воли. Не покорится она принуждению – не такая, да я и не захотел бы того… Нет.
Ты не знаешь ее, коли так говоришь!
Ничего не мог ответить на это Пахомов.
С той поры Роман стал выслеживать, когда Наталья останется в доме одна.
Ему удалось наконец добиться встречи с ней.
– Натальюшка, родная, ужель ты забыла меня?
– Нет, не забыла, Роман, но пытаюсь забыть…
– Полно, Натальюшка, не притворяйся!..
– Зачем мне притворяться! Бог не благословил тогда нас с тобой, а теперь и вовсе.
Роман не знал, как понимать ее слова.
– Константин, продолжала она, – оберегал меня от беды и от врагов… Ни в чем не пожалел себя, голубчик, ради меня. Прожила я с ним уже целый год, скитались вместе, страдали заедино… Он ведь спаситель мой. Он помог мне уйти из застенка…
– Да ты, гляди, не повенчалась ли с ним?
Вместо ответа Наталья закрыла лицо руками.
Роман потянулся к ней, чтобы ее обнять.
– Что ты! Что ты! – испуганно отстранилась она, высокая, стройная, с пылающими гневом глазами, – Уйди! Люди увидят. Да и зачем?!
Пахомов тяжело вздохнул:
– Наташа! Ты ли это? Неужели я не люб тебе!
Гнев исчез с ее лица. Оно стало грустным.
– Ах, не мучай меня!.. Уходи! И зачем мы с тобой встретились?
– Ты жалеешь о том?
– Я молила бога, чтобы никогда с тобою не встречаться…
– Прощай… – пробормотал Роман побелевшими губами и вышел из избы.
Река становилась еще более бурной, а небо еще пасмурнее и печальней.
«Эх, Наталья, Наталья! Ужели и впрямь – не судьба?!»
Накануне выхода ополчения в Ярославль прискакали из Суздаля гонцы, уведомившие, что их древнему городу угрожают шайки атамана Просовецкого. Дмитрий Михайлович решил отправить туда своего двоюродного брата, Романа Петровича, с войском, чтобы стать там «твердой ногой» (любимое выражение Пожарского). Суздаль находился с левой стороны ополченского пути на Ярославль.
– Вот истинный друг наш! – говорили нижегородцы про Пожарского. – В опасные места он отсылает братьев своих. Благополучие наше для него выше родни…
Диву давались все, ибо то было большою редкостью в княжеских родах… Но не трудно было догадаться, что Пожарский послал братьев на передовые битвы ради своего же спокойствия. В братьях он был уверен более, чем в ком-либо другом из воевод.
III
Распрощались с Костромой. Теперь… Ярославль. Пришлось обходить залитую водой на тридцать верст низменность.
Шли и жалели, что идут не по нагорной стороне; то ли дело: и выше, и суше, и просторнее. Как бы там ни было добрались! Высланные Мининым заранее из Костромы люди подготовили вместе с ярославцами переправу.
Встреча в Ярославле была еще радушнее, чем в других местах. И то сказать: столько страхов натерпелись ярославцы, пока ожидали ополчение, – вспомнить жутко. Как и на Нижний, давно глаза зарятся у панов и на Ярославль – ключ к северным городам, не тронутым еще войной. Южную Московию и украйные города уже разорили и разграбили, а в Заволжье и на Севере народ не допустил этого.
Слов не находили ярославцы, восхваляя мудрость вождей ополчения, не захотевших идти к Москве через Суздаль. Богатые дары поднесли они Пожарскому и Кузьме. Но те от даров отказались. Пришли, мол, в Ярославль мы не как завоеватели и не как гости, а как братья, союзники, дабы вместе с вами собрать такое войско, чтобы можно было идти к Москве.
Чего же ради подарки?
Дары свалили в ополченскую казну, в общий кошт[55].
Пока ополчение шло из Нижнего, враги тоже не дремали. В разных направлениях около Ярославля появились крупные отряды враждебных нижегородцам людей.
В каких-нибудь девяноста верстах от Ярославля заняли Углич подосланные Заруцким казаки. В самом тылу ополчения, в Пошехонье (сто верст от Ярославля), сумел укрепиться другой сообщник Заруцкого – атаман Василий Толстой.