Кузнечик

На предложение священника покаяться в грехах Кузнечик вначале задумался, а потом признался, что крепко злоумышлял против соседского петуха, который регулярно разорял лично взращиваемую Тимкой на пришкольном участке грядку с горохом. А так вроде ничего больше – на чужую жену не посягал, а осел у Тимки и свой есть. Ну, почти свой, он ещё и дедов. Слегка поспорил с отцом Симоном, что лености он и в субботу не предаётся, а в воскресенье так и вовсе. Согласился с тем, что злоумышлять на петуха – это всё равно, что желать зла соседу. Крещение своё мальчик помнил весьма смутно, единственное, сказал, что дед всегда сетовал, что крестили его не совсем правильно.

По выходе из помещения отец Симон объявил, что никаких препятствий для немедленного крещения он не видит, так что если раб Божий Тимофей согласен, что его крёстными станут воин Макар и наставница Арина, то послезавтра, вместе с лялечками, всё и сделают. От восторженного визга Любавы у Кузнечика поначалу заложило в ушах, но, взглянув на сияющую рожицу обретённой сестренки, он и сам расплылся в счастливой улыбке. Мальчишка посмотрел вначале на Арину, потом на Макара и, дождавшись утвердительного кивка, ответил, что всё очень здорово, особенно обретение мамы, которой почти никогда не было, и сестры, которой и вовсе не было никогда. Арина переглянулась с прослезившейся Веркой, но ничего не сказала.

Вторым событием дня стало возвращение из Ратного десятка гонцов под командованием Елькиного брата – Семёна. Мальчишки, получив долгожданную команду «Вольно! Р-разойдись!», тут же, в ожидании обеда, умчались на гульбище и, почти задыхаясь от гордости и возбуждения, рассказывали всем желающим подробности обороны Ратного от находников.

Желающих собралось много – почти все, кто на тот момент обретался в крепости, а потому гонцы, преисполнившись собственной важности, купались в лучах всеобщего внимания, по возможности обстоятельно отвечая на уточняющие вопросы и всего лишь дважды сорвавшись на восторги в стиле «А они как!..», «А мы потом им!..» Выбравшийся из своей клетки чёрный, как вороново крыло, щенок внёс и свою лепту в обсуждение событий, звонко облаяв недостойное, по его мнению, размахивание руками во время разговора.

Из толкотни на гульбище Кузнечика выудила запыхавшаяся Верка. Отдышавшись и схватив Тимофея за руку, она подвела его к растрёпанному худощавому мальчишке, немного помладше Тимки, стоявшему чуток в стороне и с любопытством рассматривающему новичка.

– Вот, знакомьтесь, – подтолкнула она Тимку вперед. – Это Тимофей. А это Прохор.

Тот кивнул, сделал шаг вперед, улыбнулся и протянул руку:

– Прошка можно. Это ты Кузнечик? А правда, ты за болотом жил? А мы туда походом ходили. А я тут собак учу.

Тимофей улыбнулся и пожал руку.

– Тимка, – представился он. – Мы то болото Кордоном зовем. Так это твои щенки? А то Ворон опять из загородки вылез.

Верка облегченно вздохнула.

– Познакомились? Вот и хорошо. У Прохора в казарме своя горница есть – он у нас не просто так, а наставник. А ты у него поживёшь: с посаду бегать не очень хорошо, а на кузне ночевать совсем не дело.

Тимофей поглядел на Прошку, который умудрился улыбнуться ещё шире, почему-то вспомнил Чеширского Кота из папкиной сказки и сам растянулся в улыбке.

– Не забудь вещи из кузни в горницу перенести, – Верка, точнее, уже мама Вера, схватилась за сердце. – А я побежала, дел невпроворот.

Впервые на Тимкиной памяти на гульбище было весело. Несмотря на то, что Младшая стража не вернулась и, как оказалась, не скоро и вернётся, стало ясно, что опасность, которая всей своей неизвестностью давила на крепость, рассеялась без следа. На гульбище отметились все, даже раненые из лазарета попытались занять целую лавочку. Разошлось большинство народа, впрочем, тоже быстро. Создавалось ощущение, что, сбросив напряжение, люди в крепости потянулись к хорошо известному им месту, но, не найдя в нём чего-то важного, расходились.

Первыми ушли лесовики и плотники – у них наметилось своё празднование. Некоторое время на гульбище покрутился самый младший из плотников – Швырок, но когда раненые двинулись к лазарету, а за ними ожидаемо потянулся и старший девичий десяток, он тоже быстро исчез. Взрослые рассосались ещё раньше, так что на гульбище осталась лишь Елькина команда, десяток гонцов, Тимка со складскими мальчишками и ещё несколько отроков из Ратного – Веденя и несколько человек из его десятка, которые были не на дежурстве.

Говорить вроде уже было не о чем – всё, о чём можно было рассказать, рассказали минимум раза три, а расходиться не хотелось.

– А Кузнечик сказку рассказывать будет? – прозвучал в наступившей тишине робкий голос Стешки. Все собравшиеся вначале посмотрели на неё, отчего девчушка привычно попыталась вжаться за спину старшей сестренки, а потом на Ельку.

– А Кузнечик это кто? – озвучил общий вопрос Семён.

– А вон тот, из девчачьего десятка, – ухмыльнулся сидевший рядом с Сенькой гонец, явно расстроившийся, что внимание присутствующих уплывает от героев дня.