Кузнец Песен

С первым отрядом разинцев Бараков повстречался у деревни Ерыкса. Битва была недолгой, Бараков без труда разгромил плохо вооруженных мужиков — русских, марийцев и чувашей. Теперь дорога на Козьмодемьянск свободна. До города осталось всего двадцать верст. Бараков рассчитывал добраться до города завтра, ему хочется быть там прежде других, и самому разгромить разинцев, опередить заносчивого Барятинского. Тогда посмотрим, что скажет князь Данила!

Воевода заснул лишь под утро. Васька, присев на пол у него в ногах, тоже задремал.

Едва рассвело, в избу, тяжело дыша, вломился стрелецкий голова.

Васька тут же открыл глаза.

— Спит воевода? — свистящим шепотом спросил голова. — От Козьмодемьянска идет сюда воровская шайка, уже до деревни Кугу Шюрго дошли.

— Потом, потом… — замахал на него руками Васька. — Вот ужо проснется воевода…

— Дурак! Пока воевода проснется — повольники уже здесь будут! Разбудить надо.

Потревоженный голосами, Бараков зашевелился, спросил, не раскрывая глаз:

— Чего там у вас?

Стрелецкий голова шагнул к постели.

— Батюшка, беда! Из Козьмодемьянска гулебщики идут сюда. Ивашка Шуст послал против нас посадского Шмонина с людьми, у того в отряде шестьдесят казаков и человек четыреста луговых марийцев. При них три затинных пушки и тридцать мушкетов. Сила, сам видишь, нешуточная.

Сон мигом слетел с воеводы. Отбросив в сторону красное одеяло, он вскочил на ноги.

— Откуда знаешь?

— Наши лазутчики донесли. А еще перебежчик явился, чтобы нас предупредить.

— Кто таков?

— Ветлужский мариец, толмач.

— А ну, давай его сюда! Собери сотников, пригласи рейтарского капитана.

Бараков стал поспешно одеваться.

Вскоре изба наполнилась стрелецкими сотниками. Пришел немец в черном плаще — капитан рейтаров. Поклонился, одернув с головы широкополую шляпу.

— Што такой случаль, доннер-веттер? Какой известий получаль?

Ему не успели ответить, как дверь снова растворилась и низкорослый стрелец ввел в избу Кавриша.

Кавриш низко поклонился хмуро смотревшему на него воеводе, потом перекрестился на икону, висевшую в углу.

— Это и есть перебежчик, — сказал стрелецкий голова.

— Кто таков? — сурово спросил Бараков. Кавриш поспешно ответил:

— Новокрещенный из Козьмодемьянского уезда Гаврилко Сарданаев. Окрещен в Спасо-Юнгинском монастыре. Там же обучен русскому языку. Служил толмачом.

Он говорил по-русски довольно чисто.

Бараков, поглаживая широкую седую бороду, смотрел на него пытливо, спросил в упор:

— А ты не врешь?

Кавриш испуганно засуетился, из берестяного кошеля, висевшего на шее под рубахой, достал лист бумаги.

— Вот, поглядите, грамота от Козьмодемьянского воеводы.

В разговор вмешался стрелецкий пятидесятник:

— Он и впрямь, толмач. Я его в приказной избе в Козьмодемьянске видел. Ему можно верить.

— Ну, тогда говори все, что знаешь, — милостиво разрешил Бараков.

Он подоткнул под бок подушку, чтобы удобнее было сидеть, и приготовился слушать.

Обрадованный Кавриш склонился в угодливой позе и залопотал обо всем, что видел и слышал в отряде разинцев.

VIII

Глухой лес. Полная луна плывет между облаками, льет голубоватый свет на землю. Ночью ударили заморозки, кусты и деревья покрылись инеем и серебристо сверкают под луной.

По склону холма медленно поднимаются два всадника. Это Стопан и Яндылет.

— Яндылет, что-то я не вижу среди наших людей Келая, — сказал Стопан. — А ведь он говорил, что поедет с нами.

— Говорил одно, а сделал по-другому.

— Что так?

— Кто его знает… Вьется он вокруг дочери Олатая. Только недаром говорят в народе: запев петухом — петухом не станешь, заведя дружбу с богачом — сам не разбогатеешь. А Келай этого не возьмет в толк. К тому же Олатай — плохой человек. Говорят, он собственного отца за кисет денег убил. Похоже, что Келая эта дружба не доведет до добра. Я недавно своими ушами слышал…

— Что ты слышал? — встревоженно спросил Стопан.

И Яндылет рассказал Стопану, чему был свидетелем несколько дней назад, когда по поручению Мирона Мумарина обходил окрестные селения, вызывая старшин, которым можно было доверять, к Мирону.

На обратном пути, чтобы спрямить дорогу, он вышел к пасеке Олатая, которая размещалась на крутом обрывистом берегу Ветлуги.

Взбираясь по откосу, Яндылет увидел, что у самой кромки обрыва стоят Олатай и Келай. Они разговаривали и не заметили Яндылета. Он хотел поначалу окликнуть Келая, но ему стало любопытно, о чем богач говорит с бывшим батраком. Он притаился под обрывом и стал слушать.

— Гляди, сколько земли! — говорит Олатай. — Сумей только выкорчевать пни, сразу разбогатеешь.

— Да вот и я об этом же думаю, — отвечает Келай. — Пора и мне становиться хозяином.

— Правильно, — одобряет Олатай. — Будешь сам себе голова. Главное, поменьше слушай Мирона-разбойника, не поддавайся на его уговоры. Скоро бунтарям придет конец, всех до одного повесят. Есть слух, что самого главного атамана Разина царевы люди уже схватили, в цепи заковали. Так что смекай сам, что к чему.

Яндылет хотел было послушать, о чем у них еще пойдет разговор, но они отошли от берега, и их голосов скоро не стало слышно.

Выслушав Яндылета, Стопан покачал головой: