Кузнец. Золотая Орлица

— Нет. Уже не кажется. Я в этом уверена.

— Прикольно. Ладно, живем дальше. Все, спать пора. Не говори, пока вокруг народ — а то еще отвечу сдуру, сожгут поди.

— Ладно. Спокойной ночи. Будешь говорить со мной? Больше… больше ничего нет. Оказывается, смотреть и слышать — мало.

— Буду. Спи.

Девушка… ну по-здешнему, наверное, женщина, пришла как раз чуть после полудня, когда Тома задремал в тенечке за кузницей, а я пошел за корзиной угля.

— Тома?.. — вместо Тома появился я.

Выражение лица у нее моментально сменилось с "Помогите бедняжке" на "Вот только тебя мне и не хватало". Ну, извините.

— Подкова? Нож? Топор?

Из набора "Чай-кофе-потанцуем" ничего нет.

Помявшись, девица вынула таки из тряпочки литую медную пряжку. Пряжка овальная, в середине перекладина, язычка нет. Я бы сказал богато живет девушка, но пряжка была сломана — поперечина отломилась с одной стороны. Рисунка на пряжке не было, довольно толстая — сверху почищена, в уголках зелень. Не новая.

— Ты? — я хотел спросил "Чего ты от меня хочешь?", но словей у меня мало.

Девушка выдала что-то, в чем я выцепил только "сломана", "пояс" и "Франсуа". Очаровательно.

— Ковать можно испортить Тома нет?

Грамматика Анри-дурачка. Машет рукой — я так понял, не жалко? Прощение получить всегда проще, чем разрешение.

Посмотрим, что мы можем. Можем перелить — но форму еще как-то делать надо, и качество поверхности будет аховое. Паять? Припоя нет… Но нам же можно ее портить?

Я отправил пряжку в горн и стал качать мехи. Медь становится пластичной куда быстрее железа, так что к тому времени, когда женщина забеспокоилась о резких действиях дурачка — я уже выхватил клещами пряжку и на присмотренном заранее выступе (которые тут за просечки) слегка прижал пряжку по центру с двух сторон. Поперечина наложилась на борт, чего я и хотел. Теперь поскребем клещами — и разогреем еще раз. Баба уже орет, но хоть под руки не лезет.

— Дурак, что ты… — , чего-то там я не понял. — Тома…!

Вытащил и обстучал на плоскости с двух сторон — хорошо обстучал, на совесть. Заодно слегка согнул. В воду совать не будем, точно развалится.

— Анри, что творишь?! — о, батя проснулся.

— Нет железо. — пожал я плечами. — Нет нельзя.

Пока Тома не нашелся, что сказать, я помахал пряжкой в воздухе и пошел к кругу. Вообще-то было страшновато — медь-то непонятно какая, кто его знает, что там намешалось. Сейчас вот рассыпется, и что врать будем?

Обточив слегка пряжку, я повернулся к ним, показал и изрек.

— Надо… тереть… на кожа.

Тома вернул на лицо угрюмо-спокойное выражение, забрал у меня пряжку, осмотрел пряжку и выдал девке со словами.

— Одно денье. У нас кожи нет, натирай сама.

Та ошарашенно уставилась на пряжку в руках. Теперь та напоминала бабочку. Надо было еще просечки сделать — да нечем. Но и так, после очистки я считаю смотрелось неплохо. Я смотрел на своего первого заказчика и самодовольно думал, что вот такой вот обалдевший вид — это наиболее правильно, особенно для заказчицы. Самодовольство Тома пресек — дождался, пока девица отвернется и выдал мне подзатыльник. За самоуправство. Да ладно, он и сам "поплыл" — я ж вижу, у него губы гнулись.

В тот день пришли мужики ее домой, сели вечерять. Тома, хлебом остаток собрав, и буркнул.

— Будем завтрева, значит, подкову ковать. А то эва, мельничихиной ятровке сам сегодня пряжку починил — слышь, мать?

— Я починить!

— "Починить"… Ты б её еще веревкой связал. Ладно, хорошо вышло. Молодец.

Матушка так на лавку и села. Истинно, истинно чудо Господне!

Халява кончилась. Оказалось, у нас раньше все было тихо и спокойно! Сейчас народ пошел потоком — сбор урожая подходит к концу и вот теперь они поперли… Другим словом это не называется.

— Анри, что с серпом Одноглазого? Тот, что с отколотой ручкой?

— Готов. Это.

— ЭтоТ.

— Да. этот.

Тук, туки-тук, туки-тук, тук…

Количество переколоченных — ладно, назовем это перекованных — нами железок моему учету не поддается. Каких только уродцев мне не довелось увидеть! Каждая железяка служит до полного истирания. Такое впечатление, что даже немного больше. Надо сказать, что железки просты. И технология, в целом, тоже — нагрел, отколотил, раскалил — как правило, кончик или кромку — остудил в воде, подогрел — остыло… Ну и все. Затачивает народ, как правило, сам. Как умеет.

Туки-туп, туки-туп, тук…

Все сложнее с "крупной формой". За неё Тома долго торгуется, а потом мы еще дольше прилаживаемся ко всем бугорочками и впадинкам побитой наковальни. Лемех плуга, например, занял полдня. Принимать его заказчики явились аж вчетвером.

Тук, туки-туп, туки-туп, тук, тук…

Мы засыпаны окалиной и золой, руки у нас обоих в метинах от осколков. Я сляпал себе замену наушников — по крайней мере, уши у меня теперь не обожженные. Мехи качаю ногой, повесили два сразу на рычаг — модернизация! Эффективность!