Кузнец. Золотая Орлица

Хр-р-щ-щ-щ… — Заточной круг. На такой частоте вращения — звучит омерзительно.

С чем все непросто — так это с ножами. Большинство из них длиной две-три пяди. Проковываю их, я примерно выводя форму. Тома, если успевает, правит окончательно, заодно проверяя меня. Надо сказать, у него и тут есть чему учиться. Без рисунка, без линейки, без измерений — линия кромки у него получается почти ровной.

Два-три раза приходили со сложными ножами. Они, похоже, гораздо дороже. Своеобразный бутерброд — снаружи обычное мягкое железо, определяющее форму. А вот в центре — стальная полоса, формирующая кромку. Сталь (да-да, именно сталь) там углеродистая, хрупкая. Причем у каждого в этой стали что-нибудь свое, потому что науглерожено где густо — а где и пусто. Вот с ними все непросто — их тут и точить непросто, и восстановить щербатую кромку еще постараться надо.

На таких-то ножах меня Тома-кузнец и учит уму-разуму, как умеет.

Перво-наперво я ошибаюсь, конечно, с отпуском. Тома, зная что так оно и будет, следит — и выдает мне ценные управляющие подзатыльники. После чего он проковывал полосу строго сам. С закалкой все еще смешнее…

Приходит надысь мужик, приводит парня лет одиннадцати. Тот стоит, мнется, а Тома с мужиком торгуются — мужик желает новый серп, взамен оставшегося огрызка, но остаток вносит не деньгой, не продуктами, а…

— Так он может не рыжий?!

— Да как не рыжий, ты что, Тома?!

— Дак ведь вот в русый жа…

— Ты глянь! Во!

— Батя — ноет парень. — Мне бы…

— Стой, неслух, спокойно!

— Ну, я не знаю… — почему-то у меня такое ощущение, что Тома-кузнец время тянет.

— Как есть ты, кузнец, ирод-царь и мытарь!!!

— Коли согласен — на.

И выдает ему грязную крынку какую-то. Парень хватает крынку и, зажимаясь, убегает за кузню. Сговорились на наваривании полосы на старый нож. А хотел мужик новый.

— Батя, — спрашиваю уже я. — Это что?!

— Т-с-с! Для закалки первое дело, чтоб, значит рыжий!

Да. Это оно.

— Это он что — не выдерживает мой внутренний голос. — Вот в этом самом….

— Очевидно, да.

— Бу-э-э…

Работаем, в общем. Надеюсь, и зарабатываем.

Сел Тома к стеночке и глаза прикрыл. Год какой-то непростой, Господи… Не платят. Только-только шеваж и долю общинной тальи выплатить. На прокорм и половины зерна не вернули… Дидье еще не набрал заказчиков, чтобы требовать — а ему надеются не заплатить. Что и делать-то?

— Батя? Ты чего тут?

Сыночка. Говорит теперь, и в кузне ловчеет день ото дня — не в пример тому Дидье.

Пойду по деревне пройду. Долги собрать.

— Помочь есть надо?

— Нет. Работай…

Ненавидел Тома просить. Ненавидел — с детства. Но отдавать долю скоро, да когда и кушать-то надо?

Да только не к удаче видать пошел.

— А, Тома, да ты заходи!

— Мне бы, как эт, вот…

— Да ты ж не про за дела, свояк!

С полчаса проговорили — а зерна так и не дал.

— И чо? А нету пока. Ты на той седмице заходь, там и отдадим…

И на той седмице тоже было.

А совсем уж сдался когда дошел до Жана-бондаря. И ведь кто-то, а уж он-то! Вроде и согласился.

— А. Ну сейчас, поищем-поскребем…

И куда-то в амбары ушел. Постоял Тома, потоптался. Походил. Так уж и полчаса прошло — нету никого. Ну, заглянул в дом — а там только средняя их, Мари, по хозяйству хлопочет.

— Поздорову, добрая девица. Хозяин-то, Мари, куда на дворе пошел?

— Так ведь… На покос они уехамши. Еще полчаса как…

Невесело Тома походил. Попусту.

Пошел батя долги собирать. Да вернулся не солоно хлебавши — кстати, это тут не шутка. Соль, фактически, местная разменная деньга. Меди-то нет.

— Батя, почему они не платить? Мы плохо работать?

— Нет… Просто думают кому платить. Мне или… Дидье.

— Кому?..

Батя воззрился на меня. Кажется, я должен этого человека знать.

— Не знать. Плохо… — я похлопал по голове.

— Не помнишь?

— Не помню.

— Подмастерье был… да ушел в тот самый день.

Ага. Ситуация проясняется. Селяне решили, что раз есть второй кузнец — первому можно и не платить. Сэкономить. Я смотрю, некоторые решения переживут века.

— Не платят? — спросил бесплотный голос в голове.

— Хуже. Мы ж тут натурой рассчитываемся, в основном…

— А почему хуже?

— Потому, что эту самую натуру мы как минимум едим, и в магазине ее не купишь. Нет магазина. Ведь не просто жрать хочется. Хочется с голодухи не помереть… Тут понятия о социальной помощи никакого нет.

— А зачем тогда деньги? И откуда они у остальных?

Действительно хороший вопрос. Откуда?

Скрип фургона с мебелью раздражал. Поговаривали, что от перегрузки — однако, опыт показывал, что два фургона это дороже и ничем не лучше. Приходится чаще вытаскивать то один, то другой из грязи на разбитой конным конвоем дороге.

— А кроме того, Ваша Светлость, пять куриц, семьдесят пять яиц….