Кузница Тьмы (ЛП)

- Ничто навеки не останется разбитым. - Сказанные шепотом слова казались обещанием. Отец повернулся к Аратану. - Думаешь управлять мною этой тайной?

Аратан покачал головой. Он вдруг выдохся и желал лишь уйти от всего... этого. - Куральд Галайн, - отвечал он, - не для меня. Не Мать Тьма и не ты, отец. Всё не для меня. Предлагай порченый дар, если хочешь. Хотелось бы мне выплюнуть нашу тайну. Будь Эрастрас еще здесь, чтобы прочитать мои мысли - ему было бы чего бояться.

Драконус фыркнул: - Почти все твари в мире почитают страх добродетелью. Эрастрас не таков. Если ты будешь его искать, он станет ждать, вызнав каждую мысль. Неподходящая тропа, Аратан. Ты не готов бросить вызов Эрастрасу.

- Кто гонится за ним, отец?

- Не знаю.

Не веря ответу, Аратан снова встал лицом к дому, над которым оседала пыль. - Кто в нем прежде жил?

- Это важно?

- Эрастрас им пользовался. Хотелось бы понять ходы его ума.

Драконус зашагал к Каларасу. - Уходим, Аратан.

- Ты сказал Олар, что отыщешь Владыку Ненависти. Так и будет, отец?

- Да. - Драконус влез в седло.

- Ему ты тоже солжешь?

Драконус ничего не ответил. Ударил скакуна в бока.

Аратан выбрал не Бесру, а Хеллар. Пустился следом за отцом.

Драконус так вырос в глазах сына. Теперь же снова стал мелким. Отец разбил сердце любимой женщины, но боится, что его отвергнет Мать Тьма. Он лишь консорт, презираемый знатью и ненавидимый в Цитадели. Выковав армию из дом-клинков, он возбудил подозрения Легиона. Стоит, как осажденный со всех сторон.

Однако он покидает ее, ища не дар любви, но дар власти. Думает, любовь - игрушка. Думает, она сияет как безделушка, требует, ожидая любви в ответ. Значит, всякое его дело имеет множество смыслов.

Одного не понимает он: что это лишь его личный язык, его игра, его выгода, и никто не признает скопленных им долгов.

"Начинаю понимать: у отца много жизней, и в каждом обличье он показывает особый порок. Как-то я поклялся повредить ему, если смогу. Глупый вздор. Драконус ничего иного не знает.

Ты любил когда-то Кариш? Скажи, отец, питает ли кровь прежней любви новую любовь? О таком ли говорил Эрастрас? Или он говорил как бог, напившийся жизненной силы смертного?"

Аратан устремил взгляд на скакавшего впереди отца. В прошлые дни он пришпорил бы кобылу и поравнялся, и они беседовали бы, как отец и сын в поисках взаимности, и все раны стали бы казаться малыми, и правдивые признания связали бы их сетью. Он начал считать те мгновения естественными и драгоценными, дорожа их непривычностью.

Теперь же он будет держаться один, неохотно скача позади по нежеланной более дороге. Мысли вернулись к Ферен - не к горечи расставания, но к мгновениям разделенного тепла. Хотелось бы ему снова ей сдаться. Ночь за ночью, только чтобы показать отцу любовь настоящую.

В грядущие месяцы она растолстеет от их ребенка, будет в родном селении отвергать расспросы, выслушивать злобные комментарии. Брат начнет рассыпать удары в защиту чести. Все это будет происходить в отсутствие Аратана, и его расценят как труса. Этот яд никогда не теряет силы.

Будь он старше, сражался бы за нее. Будь у него иной отец - не лорд Драконус, Консорт и Сюзерен Ночи - он нашел бы смелость его отвергнуть. Но отец снова сделал его сынишкой. "И я склонился. Снова и снова я склонялся".

Нет, доспехи не сделали его сильнее. Только показали слабость плоти.

"Ферен. Однажды я приеду за тобой". Он вынесет презрение соседей, они ускачут. Найдут новый мир для ребенка.

Мир, не вспоенный кровью.

Кория с Отом шли и шли вперед. Низкие каменные башни усеивали местность, их квадраты прильнули к склонам холмов, торчали на гребнях и теснились на вершинах. Они заполнили низину по обе стороны старой реки, грузные силуэты поднимались над деревьями там, где вырос лес, или горбились среди волнующейся под ударами бриза травы.

Путники огибали долину по северной оконечности; Кория видела, что почти все башни заброшены, а те, в которых еще живут, оказывались далеко. По-видимому, От намеренно и умело избегал слишком близко к ним подходить.

Она не замечала признаков промышленности, ремесла или сельского хозяйства. Ни фабрик, ни складов зерна и загонов для скота. Кажется, пищу здешние Джагуты черпают из воздуха...

От долгого пути у нее болели ноги, бедра натерло, хотя она вставляла между ними влажный мох. Молчание Ота становилось утомительным; она ждала хоть слова, хотела получить что-то для утешения; однако он шагал без остановок. Ей наконец стало казаться, будто на шее привязан невидимый поводок, что От тянет ее как ленивого зверька. Ей хотелось дернуть за поводок, чтобы он подтянул ее ближе - вот тогда можно вцепиться когтями!