Квадратное время

Мне пришлось в который уже раз признаться самому себе: победители в революции и Гражданской войне, они же обладатели членских книжечек ВКП(б), за дюжину лет умудрились вполне комфортно устроиться на обломках Российской империи. Еще и местечко оставили для свиты из примазавшихся попутчиков и лизоблюдов. И пусть прямо сейчас им не по карману даже мечта клерка – аскетичный Ford Model A, в душе коммунисты-начальники вполне дозрели до идеи буржуазных покатушек: с женами по магазинам, с любовницами на доставшиеся в наследство от «проклятого царизма» роскошные имения-дачи.

Порукой тому очень недурные зарплаты и возможности практически неограниченного карьерного роста. При отсутствии старых кадров даже полные бараны с правильной пролетарской родословной умудряются удерживать статусные руководящие посты, а чуть более грамотные и шустрые – мгновенно дорастают до несусветных заоблачных должностей.

Они получают премии, пайки и комнаты с мебелью в отобранных у «контры» квартирах. К ним на шею с самыми что ни на есть серьезными намерениями вешаются юные красавицы. Доступны веселые загородные кутежи с девочками и бильярдом, попойки в ресторанах и прочие скучные патриархальные забавы – охота, пьянка и рыбалка. Наконец, те, кто в чинах чуть выше среднего, не имеют проблем с выездом за границу.

В дополнение к перечисленному не стоит забывать: над «авангардом пролетариата» ГПУ не властно, в случае любого, в том числе махрово-уголовного преступления коммуниста сперва должна судить местная партколлегия или – при наличии высокого поста – Центральная контрольная комиссия. Соответственно, машина убийства и унижения может добраться до них лишь после «исключения из рядов»{70}, что есть дело крайне непростое – друзья и соратники не сдадут без боя.

Поэтому чувствуют себя партийцы в полной безопасности, совсем как дворяне золотой эпохи Екатерины, эдакий достаточный для управления страной неподсудный и неподатный процент{71}. Для поддержки своего «высокородного» статуса многие из партийцев тренируются с оружием, как настоящие господа, всего разницы – наган вместо благородной шпаги. Никак не пойму только одного: почему они так стеснялись пускать его в ход в тридцать седьмом?!

Восхищаться ли мне коммунистами? Ненавидеть? Завидовать?

Какие глупости!

Наивные, трудолюбивые коняги местного «Скотного двора»{72} достойны лишь жалости. Они вступали в ряды ВКП(б) за повешенным перед мордой лица благородным лозунгом «все животные равны», надеялись дать власть – Советам, недра – народу, землю – крестьянам. Многие до сих пор совершенно искренне гробят за фальшивую мечту здоровье, а то и саму жизнь.

Простить ли их?

После близкого знакомства со свежеоткормленными псами или стражами революции не могу и не буду. Кто-то обязан нести ответственность за молчаливое сглатывание подлой добавки «но некоторые животные равнее других» и закономерное перерождение правящей партии в монстра. За назидательный пример, в котором честное исполнение своего долга множеством умных и добрых людей приводит к втаптыванию в лагерную пыль миллионов ни в чем не повинных крестьян, рабочих, управленцев, инженеров… А также их жен, детей, всех близких и дальних родственников.

Мой долг, моя миссия – остановить метаморфозу. Любой ценой, хуже все равно быть не может.

– Леш, а не пойти ли нам до ресторана? – прервал мою задумчивость жизнерадостный голос Якова. – Гляди, время за полдень ушло, скоро Киев, он хоть и не столица{73}, да оголодавшим гражданам до того дела нет. А ну как понабьются по вагонам? Толком и не поесть будет…

Риторический вопрос! Какие могут быть возражения? Опыт завтрака и его следствие – досадная капелька соуса на брюках – показали: вкушать местные деликатесы за маленьким подрагивающим столиком не слишком удобно. Да и хоть чуть-чуть размяться явно не мешает.

Путешествие по коридорам не заняло и пары минут, и вот он – элитный советский вагон-ресторан.

Варварское пренебрежение железнодорожным аскетизмом, никакого сравнения со скромными европейскими собратьями: тяжелые, с изыском столы красного дерева, конусы салфеток стоят на выставленных тарелках как отлитые из гипса. Стулья с мягкими убедительными округлостями сидений и спинок, плюшевая обшивка в тон к тканевым вставкам панелей стен. Едва прозрачная кисея и плотные бордовые шторы с неуклюжими ламбрекенами погружают изрядно сдобренное табачным дымом пространство в приятный рассеянный свет.

Сказка наяву, а вот посетителей немного.

– Вот черт! – тихо ругнулся мне в спину партнер. – Папиросы в купе забыл!

Он развернулся и быстро зашагал назад, так что я догнал его уже в тамбуре.

– Старый знакомый засел, сука, – прояснил Яков ситуацию в ответ на мой удивленный взгляд. – Слева, колобок в очках и черной рубашке. Издали не срисует, ведь столько лет прошло, но вблизи – непременно смекнет. Придется обедать в купе.

– Может быть… – сконфуженно замялся я.

Яков осуждающе хмыкнул, однако увидев в моих глазах некстати разбуженный грех чревоугодия, расслабленно махнул рукой: