Квадратное время

Поверх хаоса неохватных каменюк каким-то чудом росли сосны, а между ними – заросли можжевельника и непонятных кустов, через которые приходилось буквально продираться. Для пущей остроты впечатлений то тут, то там открывались гигантские ямы – настоящие ловушки, наполненные талой водой.

Поскупись я когда-то на ботинки с подошвой Vibram{150} – скорее всего, история моего побега здесь бы и закончилась. Хвала будущему, высокие технологии двадцать первого века не подвели, я сумел забраться на хребет – необходимо было понять, сколь велика станция, иначе говоря: какого размера петлю вокруг нее мне придется заложить в свой маршрут.

Увиденное обрадовало – под горой, спускавшейся вниз крутым обрывом, расположился тривиальный разъезд, то есть небольшой участок двойной железнодорожной колеи.

Но как же он был оборудован!

С обеих сторон, у стрелок – ладные двухэтажные домики-башенки с широкими окнами. Вдоль стороны, выходящей на море, и промеж путей – отсыпанные песком дорожки, вдоль них – керосиновые фонари на столбах.

А еще – чуть не два десятка бойцов ГПУ, обстоятельно изучающих снизу, сверху и с боков вагоны товарняка.

Отменная бы из меня вышла отбивная, сумей я прошлой ночью забраться в поезд!

Ночевать пришлось среди камней – прыгать по ним в сумерках представлялось особо циничной формой самоубийства.

Укрывшись в расщелине, я рискнул развести костер – с востока, от берега моря дул сильный устойчивый ветер, на западе же простирались насколько хватало глаз скалы и деревья, без малейших признаков присутствия человека.

Запарил в подобранной на железной дороге жестянке сосновой хвои, впервые за три дня попил горячего. Заодно устроил постирушки – ведь уж в чем в чем, а в воде недостатка не ощущалось.

Пока ломал сосновые ветки для оборудования спального места – не удержался, попробовал откусить от мягкой и влажной на вид полоски, тянущейся от слома между корой и собственно древесиной. И не удержался от восклицания:

– Черт возьми, вкусно-то как!

Такое и в старые добрые времена не грех попробовать в охотку, а уж после нескольких полуголодных дней – пойдет за деликатес!{151} Сладко и сочно, и плевать, что с изрядной горечью, отдает смолой да вязнет в зубах.

Тут я припомнил нативный карельский хлеб, выменянный в лагере за керосин у вольняшки из местных скорее из интереса, чем из реальной надобности. Тот хлеб подкупил меня непривычно красивой, поджаристой коркой, но стоило его разломить – мякиш натуральным образом высыпался в испуганно подставленную ладонь. Бросать в рот его пришлось отдельно.

На мой недоуменный вопрос: «Что за хрень?!» – пожилой карел ответил как само собой разумеющееся: «Так то от коры, всего-то четвертушку хозяйка кладет». И торопливо зачастил в опасении, что я откажусь от мены: «Не сумлевайся, паря, добрый хлеб. У нас все так едят. Вот на Лехте-озере всю половину корой кладут!»{152}

Тогда я подумал о каком-то специальном карельском растении. Теперь же по привкусу сразу разобрался – в карельский хлеб добавляли кору самой обычной сосны.

– Нет чтобы сразу спросить из чего! – ругнулся я вслух. – Хотя… Лучше поздно, чем никогда.

Ободрав от корней до высоты собственного роста молодые окрестные сосенки, я стал обладателем целой кучи весьма недурной еды{153}. Насытившись продуктом в оригинальном виде и не представляя процесса превращения коры в муку, решил сварить кашу. Не прогадал. Масса разбухла, стала однородной, а сдобренная кусочком пеммикана – показалась настоящей пищей богов.

Именно в этот момент – с сытым желудком, в тепле и относительной безопасности – я окончательно перестал сомневаться в успехе.

Дойду! Непременно дойду!

Проснулся с рассветом, прекрасно отдохнувший и полный сил. Допил настой, подкрепился остатками каши. И уже час спустя шагал по изрядно надоевшим рельсам вперед, на север.

Скоро попались и очередные путешественники.

По полотну навстречу мне неторопливо двигались двое мужиков, одному лет под пятьдесят, второй помоложе, лет двадцати-двадцати пяти. Оба невысокого роста, одеты в невыразимое буро-серое рванье и лапти, лица заросли давно не стриженными бородами. Весь их багаж состоял из микроскопических узелков.

Скрываться в горах от таких колоритных персонажей мне показалось совсем уж лишним.

Подходя, они дружно, чуть не в один голос поздоровались со мной. Я ответил и на всякий случай широко улыбнулся. Наверное, необычность моей мимики придала старшему решительности. Он остановился и спросил:

– Хозяин, а у тя спичек нетути?

Чего-чего, а этого добра я взял с запасом. Незаметно сбросив в кармане с руки петлю кистеня, вытащил уже початый коробок.

– Держите, уважаемый.

Мужик протянул было руку, но враз конфузливо отдернул:

– Тако бы и табачок имейца? Я ж об спичках токмо так, глянуть, каков ты человек есть.

– Увы… – развел руками я. – Понимаете ли, не курю совсем. – И доверительно добавил, так как давно убедился, что в некурящего парня местные отказываются верить наотрез: – Доктора запретили, сказали, что и года не протяну, если не брошу немедля.