Квадратное время

Лучшего варианта ждать нельзя, поэтому я разделся донага, оставив, впрочем, на ногах ботинки во избежание травм ступней на камнях, пролез между шпалами в собранный из бруса короб мостовой фермы, повис на руках и спрыгнул вниз, прямо в неглубокую, но ледяную воду. Аккуратно, стараясь не поскользнуться, прошел вниз по течению за поворот, там и выбрался на берег.

Расположился отдыхать на краю леса, с удобством, под доходящими до самой земли ветвями огромной ели. Наломал лапника на подстилку, на ноги – которые мне нынче нужно беречь пуще глаза! – намотал байку с «многоцелевых» карманов, подвязал веревочками а-ля крестьянин, обул калоши.

Наблюдать за железной дорогой не рискнул – мало ли какой нюх у собак. Хотя это больше похоже на паранойю, но, говорят, параноики в среднем живут дольше…

В память об обильном завтраке – а также более чем калорийной еде прошлой недели – скудно заморил червячка плиточкой пеммикана да чуток пожевал, чтобы сбить аппетит, пестиков – молодых сосновых побегов.

И пристроился к теплому стволу – оплетать в сетку кистеня подобранный в речке камень-голыш весом в добрых полкило. Сдаваться ни чекистам, ни их четырехлапым подельникам-зверям я не собирался при любом раскладе.

Года в тюрьме оказалось более чем достаточно для понимания – двадцатые годы не просто жесткие, они откровенно жестокие – тут нет места моральным нормам двадцать первого века. Сочувствие в ЧК проявляют исключительно к своим, заметно реже – к «социально близкой» уголовной шпане, у которой есть хороший шанс отделаться десятком гематом да парой лет к сроку. Каэров типа меня гэпэушники и их прихвостни для начала избивают до полусмерти, а потом показательно, мучительно достреливают{148} на глазах всего лагеря.

Только покончив с изготовлением оружия, я позволил себе натянуть накомарник и задремать.

Проснулся неожиданно поздно, от холода, судя по всему, сильно за полночь.

Нервное напряжение от подготовки к побегу, да и от самого рывка, не прошло бесследно. Но хочешь не хочешь, а нужно следовать плану. То есть выходить обратно на «железку» и плюхать по ней все дальше и дальше на север…

Почему такой странный маршрут, да еще и в одиночку?..

Как сошел снег, вполне прозрачные намеки от соседей-каторжан повалили ко мне чуть не ежедневно. А что: парень здоровый, неплохо одет, с едой и деньгами. Вот только…

Уж не знаю: большая часть этих доброхотов пыталась всего лишь заработать премиальную пачку махорки за раскрытие заговора или меньшая?

От любых вариантов я отказывался сразу и наотрез.

Это только кажется, случись что без напарника – сразу сгинешь без следа. Побег – совсем не турпоход, тут, спасая друга, не выйдешь к деревне и не вызовешь вертолет МЧС с врачами и психологами. В наличии всего две опции: тащить травмированного или заболевшего партнера на собственном горбу или пристукнуть без мучений.

Несложно угадать реальный выбор. Увы, жизнь далека от сказок.

Кроме того, зэки из священников и интеллигентов в третьем поколении – отвратительные бегуны. Даже настоящая контра, офицеры, белая кость…

Тьфу!

Я был поражен, насколько низки их реальные физические кондиции. Нет, на коне да с шашкой или с винтовкой – у меня нет против них ни единого шанса. Зато по части лошадиной спортивной выносливости…

Такое впечатление, что в приличном кроссе эти господа ни разу в жизни не участвовали. А я, однако, не так давно пробегал на летних и осенних спортивных сборах полсотни километров за день, а зимой на лыжах – и того больше! Про побег с урками и говорить нечего…

Конечно, с опытом и выносливостью у них все хорошо, такое впечатление, что естественный отбор оставил в живых только самых сильных и ловких. Но спасибо фильмам двадцать первого века – насмотрелся и наслушался: желание стать живой консервой отсутствует.

Есть и еще одно противоречие: уголовники бегут строго на юг, в родной Ленинград, на севере, в Мурманске, как и на западе, в Финляндии, им делать абсолютно нечего. Риск побега для них далеко не смертельный, поэтому бо́льшая часть нагло ломится в товарняки – а то и в пассажирские вагоны, – надеясь скорее на удачу, чем по расчету. Везет, кстати, нередко, если верить рассказам – примерно одному из десятка. Скорее всего, потому, что гэпэушники гоняются за ними с ленцой.

На восток направляются исключительно отчаянные хлебопашцы, у которых семьи сосланы в Сибирь. Чекиста или неудачно подвернувшегося вольняшку – за горло, деньги – в карман, а дальше… Бесследно раствориться в кочующих по стране толпах «беспачпортных» лапотников, тем более что поезда в те края никто толком не проверяет. Уже за Байкалом можно найти настоящий крестьянский рай без помещиков и коммунистов – скрытые глубоко в тайге деревни, где в достатке есть хлеб, молоко и американская мануфактура, а покой охраняется своей дружиной с японскими винтовками.

Совсем иное дело каэры.

Им, вернее нам, путь один – в Финляндию. Причем отсюда пробираться туда ближе и, возможно, даже проще, чем из Ленинграда. Напрямую всего-то две с половиной сотни километров…