Квадратное время

Следующая – и, скорее всего, главная – угроза имеет четыре ноги и прекрасный нюх. А также скверную привычку гнаться тихо, без лая, а догнав – удерживать добычу на месте под угрозой немедленного растерзания. Не думаю, что местные гэпэушники собрали в Кеми чемпионов породы, но свежий след собачки держать обязаны.

Поэтому «железка» для меня не только проблема, но и спасение. Лишь на ней можно надежно сбить преследователей с толку.

Бежал я практически налегке: в скрывавшемся досель под пальто и курткой худеньком рюкзачке «made in China» аккуратно уложены два килограмма самодельного пеммикана, то есть смеси из примерно равных долей сушеного мяса, толченых сухарей, сушеного молока и сала. Для удобства использования состав спрессован в плитки размером со спичечный коробок, каждая из которых завернута в папиросную бумагу. Остальные четыре кило растолканы по внутренним карманам куртки, специально нашитым из многоцелевой полушерстяной байки. По прикидкам на сутки должно хватать четыре сотни граммов подобной сверхкалорийной смеси, таким образом, запас рассчитан на две недели пути.

Остальное сущая мелочовка: соль, спички, обмылок, пара смен носков и плавок – тех несносимых полусинтетических вещей, что провалились со мной из двадцать первого века, – накомарник собственного плетения, несколько самодельных стрелок для компаса, складной нож, десяток крючков, плотно закрытая склянка со смесью керосина и махорки, да маленькая бутылочка с нашатырем.

Сверх того – вокруг живота вместо ремня обмотано метров двадцать тонкой, но очень прочной веревки, плетенной из лучшего, выдранного из хвостов рыжих жеребцов волоса.

Все прямо как на тренировке в моем прошлом, ничто не мешает воздуху свободы!

А уж он-то пьянит крепче спирта, оставляя в голове только одну мысль: ушел!

Ушел! Ушел!

И лишь где-то на самом краю сознания бьется в такт шагам непонятно где слышанный куплет:

Идет охота на волков,
Идет охота…

На адреналине я буквально летел через загроможденный буреломом лес. Баррикады стволов, сучья, лужи, пни, кустарник, сбившиеся в лед остатки снега, молодая поросль – все преодолевалось прыжками!

Лишь километра через полтора я малость выдохся, а заодно вспомнил, чем грозит самый никчемный вывих. Но все равно небольшое болотце из тех, где нога проваливается по колено в мокрую подушку из травы и мха, форсировал бегом, благо что даже не пришлось сверяться с компасом – прошедший невдалеке поезд стуком колес четко обозначил направление.

К «железке» выскочил неожиданно для себя, огляделся и сразу юркнул обратно за деревья – метрах в двухстах по шпалам шла парочка сомнительных граждан. Хорошо хоть вдаль от меня, да еще и подходили к повороту, но все равно неприятно.

Отдышался, переложил припасы из карманов в рюкзачок, стянул и отжал промокшие верхние штаны, чтобы подсушились, пока суд да дело.

Позаботился о песиках: собрал небольшой веник из молодой елки, густо замазал его махоркой с керосином. Затем, убедившись в отсутствии прохожих, забрался наверх, на насыпь, заметая следы, прошагал сотню метров в сторону Ленинграда, оставляя за собой неочевидные, но все же заметные мазки из отпавших хвоинок.

После небрежно спрыгнул на противоположную от лагеря сторону насыпи и побежал дальше, на запад, почти полкилометра до кстати подвернувшегося болота.

Там обновил махорку на венике и замел им уходящий в воду след, отметив свой путь радужными керосиновыми разводами. Сам же вернулся к насыпи, высоко поднимая ноги и ступая след в след, тем более что пожухлая прошлогодняя трава не сохранила точных отпечатков.

Добравшись до рельсов, стянул с ботинок калоши от товарища Кривача, а освободившиеся подошвы измазал в отработанном масле и угольном шлаке. Внес, так сказать, запах паровоза, насколько я его себе представлял.

Затем припустил неспешными скачками со шпалы на шпалу в противоположную от северной столицы сторону, тщательно избегая наступать на желтый песок балласта. Что, впрочем, вряд ли имело какое-то принципиальное значение после первого же благополучно пропущенного встречного состава.

Надо сказать, что «железка» мне не понравилась с первого взгляда.

До рывка я ожидал увидеть тут обычную социалистическую небрежность и запустение. Однако, судя по состоянию пути, его содержали не хуже, чем коридоры в Шпалерке. Все ухожено, откосы не только выкошены, но и кое-где выложены мозаикой с серпами и молотами. Каждый километровый столбик покрашен, понизу оконтурен звездочкой из кирпича, цифры разборчиво прорисованы свежей краской. Запасные рельсы, пахучие, свежепропитанные креозотом шпалы завезены загодя и сложены в ровные ряды.

Подобное состояние подразумевало постоянный неусыпный контроль!

Километров через пять впереди замаячил знак, скоро я смог разобрать непонятную печную надпись «закрой поддувало»{147}, а чуть позже из-за поворота показался мост через небольшую речушку. Аккуратная, выписанная каллиграфическими буквами табличка сообщила название: «Река Спиридоновъ».