Квадратное время

Лицо Александры побелело, глаза же осветились яростной решимостью. Совсем как у той девчонки в Кемперпункте, которую я не могу забыть уже третий год… Из-за которой, по сути, я не свалил в спокойные и сытые даже в условиях кризиса Соединенные Штаты, а все же решился на дикую и смертельно опасную московскую авантюру.

Гостья отчаянно дернулась вперед – встать, вырваться, но Яков мягко толкнул ее обратно на диван.

– Погоди… Может быть, ты не совсем в курсе, но знай: есть правильные комиссары и… не очень. Вернее, настоящие враги. И вот они, эти самые враги, и творят последние годы все безобразия в Советской республике. Они и отца твоего в лагерь сослали, и мать, и еще многих хороших людей… Вон Леша не даст соврать, он сам недавно с Соловков. Поэтому наша задача – остановить гадов, причем любой, даже самой дорогой ценой.

– Так вы от Троцкого! – со странной смесью радости и ужаса в голосе догадалась гостья.

– Все же какая умная девочка! – засмеялся Яков, добавив не без самодовольства: – Разумеется, не зря же я служил у Льва Давыдовича адъютантом и начальником личной охраны!

В купе повисла гулкая тишина.

– Так что же теперь? Вы должны будете меня убить? – отстраненно зафиксировала свое положение Александра. – Можно тогда я съем еще немного шоколада?

Я протянул ей плитку.

Дьявольская логика ситуации попросту разрывала мою голову на части. Беспомощный ребенок, которого нельзя тронуть и пальцем, после признания Якова – страшная угроза моей жизни и нашей миссии, ее несколько слов невпопад – и останется только молить палачей о милосердной пуле! Хвастливый супершпионишка, какой дьявол тянул его за язык?{140}

– Яков, ну и на хрена ты все разболтал? – Я чуть не сорвался на крик.

– Но кто-то же должен варить нам чолнт?!{141} – обезоруживающе улыбнулся партнер, засовывая револьвер под подушку на своей полке. – Сможешь? – Он подмигнул девушке. – Нет? Так не бойся, я научу. И отцу твоему мы обязательно поможем, ну, разумеется, если все получится как надо!

– Все, все сделаю, – выдохнула Александра, зажимая лицо в руках в тщетной попытке скрыть слезы.

Вот и пойми партнера…

Успел влюбиться? В такого заморыша? Бред, не верю!

Неужели отец так необходим?

Интерес у Блюмкина неподдельный и корыстный, однако для настолько долгосрочных планов нет нужды вербовать дочь ученого в нашу команду. Разве что речь идет о действительно больших деньгах… Да нет, полная же чепуха, откуда им взяться в замшелых религиозных бумажках!{142} Может, он на самом деле позаботился о питании?

Или я напрасно все усложняю, тогда как за личиной террориста-убийцы прячется игрок и романтик… «Который думает на два шага вперед и заранее озаботился дополнительным рычагом контроля за тобой, дурачком!» – плеснул керосинчика в костер сомнений внутренний голос.

И ведь попробуй возрази собственному разуму!

Глава 8 Неравная игра

Карелия, конец мая – начало июня 1928 года

(23 месяца до рождения нового мира)

– Следующий! Вещи к осмотру!

Послушно, с неторопливой покорностью бывалого лагерника я поставил на низкую лавку предусмотрительно развязанную скрипуху{143} с барахлом.

Что делать, нравы у кемской шпаны простые, можно сказать – душевные, поэтому ценные вещички заключенные таскают с собой всегда: хоть на работы, хоть в центрокухню. А если дневальным назначен обколоченный старик и нет надежного соседа – на дальняк{144} «совещаться» с чемоданом шастают, нормальная практика недоразвитого социализма.

Но едва ли подобные сложности волновали красноармейца-охранника, который небрежно шуровал мозолистой крестьянской ладонью в моих скудных пожитках, выискивая что-нибудь запрещенное между парой успевших зачерстветь в камень кусков серого хлеба, оставшихся от выданного на пять дней пайка, кальсонами, портянками и прочими необходимыми для выживания мелочами. Не обнаружив криминала, он глянул на чуть мешковатое, но почти новое пальто, роскошный заячий треух и потерял ко мне всякий интерес.

– Стройся, не задерживай, – равнодушно поторопил сзади нарядник, бывший комсомолец-передовик.

Еще недавно с досмотром – а при малейшем подозрении и тщательным обыском выходящих на хозработы – никто не заморачивался. Многие обходились без конвоя вообще, все равно не находилось идиотов, готовых бежать в зимнюю стужу.

Однако с приходом весны условия резко ужесточились.

Краткий промежуток между таянием снега в лесах и открытием навигации на Соловки администрация концлагеря не без оснований считает последним шансом на побег. Поэтому внушающих подозрение каэров и уголовников во избежание соблазна за периметр не выпускают вообще. Работать на волю идут лишь имеющие заложников, то есть женатые, с детьми, те, кто готов вытерпеть любые лишения, но не подставить под удар родных и близких. Ну и, разумеется, правила не писаны для пристроившихся на теплые места блатных, типа меня.

Наряд у нас небольшой – всего пять человек. Ждать недолго…

– Конвоиров! – выкрикнул начальник конвоя.