Квадратное время

– От кондуктора… – И продолжила, жалобно всхлипнув: – Потерялась я… Дяденька, можно я у вас останусь? Ну хоть до следующей станции? Пожалуйста!

– И откуда ты такая красивая взялась? – попробовал я урезонить нахалку вопросом.

В самом деле, не с поля же она заскочила, наверняка из соседнего вагона. Говорит по-городскому бойко, одета более-менее прилично. На ногах – а обувь по нынешним временам главная ценность гардероба – высокие туфли на каблучке, с застежкой на пуговицах. Разумеется, их не признают модными окопавшиеся в СВПС содержанки, а на улицах Берлина при виде такой пары сочувственно вздохнут дочери и жены рабочих. Однако здесь и сейчас, где-нибудь в «желтеньком»{132}, все перечисленное более чем к месту, в придачу к парочке младших братиков да матери, злой швабре-бухгалтерше, и ее мужу, дернутому алкоголем и партбилетом ветерану колчаковского фронта.

– Ох, как же у вас тут красиво! – выпалила девочка, погладив рукой обшивку дивана. – Настоящий бархат!

– Э-э-э… наверное… – замялся я. – И чем же он от искусственного отличается?

– Зеркало! – Она явно меня не слушала. – А куда эта дверь ведет?

Ухватившись за тяжелую бронзовую ручку двери в умывальную, незнакомка принялась разглядывать себя в закрепленном на ней зеркале, забыв или не осмелившись ее открыть.

Я же лихорадочно изобретал способ выставить навязчивую гостью без членовредительства, но все же до того, как прибегут родители и обвинят меня во всех возможных грехах. Хотя о чем тут думать!

Подхватив со столика початую плитку шоколада Nestle в яркой красной обертке – память о недавно покинутой Турецкой Республике, – я протянул ее девочке:

– Держи! Да пойдем скорее к твоим родителям, не бойся, проведу тебя мимо всех кондукторов!

Но услышал в ответ:

– А можно я на кресле у окошка посижу?

Девочка, отказывающаяся от шоколада? Да у нее что в голове вообще?

Я почувствовал какую-то явную неправильность ситуации, вспомнил взгляд, которым она сопроводила движение заморской невидали, и недоуменно уставился на гостью:

– Погоди-ка, погоди…

Тут с верхней полки свесился Яков и с ходу набросился на меня:

– Idiot! Dummkopf! Она же вшивая наверняка! Развел тут политесы! Возьми за шкирку да выкинь пинком за дверь!

«Хорошо хоть по-немецки говорит, не обидится ребенок», – только и успел подумать я, прежде чем получил ответ… на очень приличном языке Шиллера и Гете!

– Нет на мне вшей, чистая я. – Глаза гостьи зло и совсем не по-детски блеснули. – Вышвырнуть… Да лучше убей сразу – результат один, только быстрее немного. Так что давай, чтоб не мучилась зря. Или боишься на себя жизнь взять? Как заведено у вас, богатеньких или партейных: сдохни за углом, а меня совесть мучить не будет? Хочешь, я сейчас сама в окно брошусь? Открой только, а то у меня сил не хватит. Надоело-то как все…

– Так… – протянул Яков.

Вмешаться я не успел – куда тягаться с одним из знаменитейших боевиков эпохи!

Мой партнер, нимало не смущаясь кальсон, мгновенно перетек на пол, ухватил уже успевшую развернуться к дверям девушку за плечо. В левой руке он сжимал наган.

Ши-ы-ы-х! – прошелестела по его щеке пощечина, смазанная курчавыми бакенбардами.

Яков перехватил руку, вгляделся в глаза. И, как-то сразу то ли о чем-то догадавшись, то ли придя к иному, куда более радикальному решению, резким толчком впихнул гостью в кресло. Просипел, сверкнув тусклым металлом зубов сквозь брезгливую гримасу:

– Рас-с-сказывай! Живо все рас-с-сказывай!

Мой компаньон явно был готов убивать.

Конечно, жизнь – сущий пустяк, но почему-то именно в этот момент я четко осознал, что, если Яков хоть пальцем тронет отчаявшуюся и смертельно уставшую девочку, нам не по пути. Ведь тогда мы, я – станем ничуть не лучше других. Тех сволочей в форме ГПУ, что издевались, насиловали и убивали в далеком, но при этом страшно близком Кемперпункте.

Обошлось…

История была страшно далекая от шпионских романов, а по советским меркам – можно сказать, бытовая.

Родилась Александра – а именно так звали нашу гостью – в далеком и спокойном тысяча девятьсот двенадцатом году в семье свежеиспеченного профессора Петербургского университета Владимира Николаевича Бенешевича{133}, византиноведа и археографа. Батюшка Александры владел аж дюжиной живых и мертвых языков, путешествовал по монастырям Азии и Европы, рылся в библиотеках, изучая трактаты, рукописи и прочую макулатуру. Причем достиг на этом поприще поистине внушительных результатов, благодаря которым не только выбился из родного витебского захолустья, но и получил мировую известность, членство в Страсбургской, Баварской и Прусской Академиях наук, восьмой чин в табели о рангах, обращение «ваше высокоблагородие»{134}, а также недурное жалованье.

Несмотря на более чем мирный характер работы, особой дружбы с большевиками у видного ученого не вышло…