Квалификация для некроманта

Мёрке откинула капюшон и подняла взгляд на двух мужчин, склонившихся над разложенными бумагами. Оба изучали внезапную гостью с нескрываемой тревогой, точно она вот-вот умрет прямо у них на глазах.

Синд опомнился первым, толкнул руками стол, так что стакан с карандашами и кронциркулями со звоном опрокинулся и инструменты разметало по картам.

Девушка вжалась в дверь, когда друг налетел на нее и вцепился в плечи.

– Какого черта, Натт?! – Его трясло, а жуткий белесый глаз изучал, не веря.

Рука легла на лоб. Секунда, две, три.

– Да не ищи ты. Нет ее… Я больше не темная, и вообще не маг. Я что пришла… – Выглянула из-за Синда на такого же ошарашенного декана. – Господин Анд, не увольняйте меня, пожалуйста. Хотя бы в этом месяце. Могу чистить загоны или помогать Вертинне Тинг…

– Как такое возможно? – Анд поднялся из-за стола, погремел в ящиках и протянул обруч для измерения магии Синду.

– Не надо ничего измерять. И так вижу все, – раздраженно бросил Форсворд и убрал ладонь. – Где ты была целый месяц?

Краем глаза Натт заметила, как друг одарил декана осуждающим взглядом. Только Гостклиф и без этого сам себя клял, что едва ли не выгнал Натт из академии, отправив в принудительный отпуск.

– Сорплат, – вполголоса ответила девушка, наблюдая, как Синд начинает звереть.

О сильфе она решила умолчать. Ведь Сэйма с Рихтэи в курсе, что келпи в академии. Если они сдадут Дэлиге, скорее всего ему выпишут смертный приговор в тот же день. Друг пока ничего не знает. Был в Рискланде, но про демона ему не рассказали. Еще бы! Ведь тогда пришлось бы упомянуть о том, как Сэйма вместе со знахаркой забрали тьму.

Тьма… Сердце снова болезненно кольнуло при мысли об утраченной магии.

Скулы мужчины заострились, вены на руках вспухли, а браслеты из освященного железа предупреждающе загудели, готовясь выпустить в плоть инквизитора иглы. Мёрке небезосновательно переживала за здоровье декана. Что стоило Форсворду свернуть шею Анду до того, как артефакт остановит его?

– Ты знал, куда она собралась? – Синд медленно повернулся к бледному ядологу.

– Нет. Я предлагал ей поехать домой или в западные земли. Кто мог подумать, что она решит рвануть в Сорплат?

– Действительно! – едко прокомментировал инквизитор. – Куда же направится Натт после смерти Фирса, который, минуточку… с юга! Я ожидал от нее подобной глупости, Гост, но ты! Ты должен был глаз с нее не спускать!

– Хватит говорить так, будто меня здесь нет!

Оба замолчали. Синд мгновенно остыл, глядя в огромные синие глаза Натт. Он сказал это! Черт, сказал… два слова в одном предложении. Смерть и Фирс.

– Прости, – выдохнул, сгребая ее в охапку. – Прости… Мы ведь что-нибудь придумаем, господин Анд?

Вопрос прозвучал скорее приказом. Но декана и не требовалось уговаривать. Гостклиф сам уже перекраивал новое расписание для Натт. Черта с два он теперь выпустит ее за ворота Тэнгляйха! Девушка доказала, что совершенно не приспособлена к жизни. И как только не погибла во время практики на севере в могильниках? Как вообще ее угораздило потерять тьму?! Тьму, которая клещом впивается в тело носителя и вытягивает все, пока ты не испустишь последний вздох. Даже после смерти ты принадлежишь ей.

Ядолог знал это на своей шкуре. Он сам родился с тьмой. Не такой, как у некроманта или призывателя, его тьма слабее, но позволяла чувствовать тонкую грань жизни и смерти, заглядывать по ту сторону на мгновение, видеть в глазах отравленной жертвы жуткие тени, ловить в колбах с растворами неведомые блики безграничных возможностей. Она подсказывала, какой яд не найдут в крови, предлагала сделку за помощь в спасении больных. Неоплатный долг. Он боролся со своими демонами, ненавидел, обожал. Своя, сладкая, губительная тьма!

Анд даже представить не мог, что чувствует некромантка. Ее сила ни в какое сравнение не шла с его жалким знахарством. Кто она теперь? Хуже слепого котенка. Слепая и глухая! Хуже… Беспомощная в большом мире демонов и магов. Теперь даже отпор никому не даст. Слабая, беззащитная.

Ощущение власти над Мёрке тянуло к ней, нашептывало мерзкие мысли, заботливо подсовывало рецепты снадобий, которые сделают девчонку своей. Да. Притупят ее боль. Заставят забыть все, что было раньше. Но разве он сможет с ней так поступить? Никогда… Шрам на лице Синда – последняя подлость, на которую он оказался способен в этой жизни. Это не на его бывшем студенте стоит мерзкое клеймо некроманта-отступника. Гостклиф сам себя заклеймил в своих глазах, в глазах Натт Мёрке…

– Гост, очнись! – рявкнул Форсворд.

Он бы хорошенько тряхнул декана, если бы не прижимал к себе дрожащую девчонку. Какая же она глупая! Глупая, безмозглая Натт. Как ее не убили на юге, куда некроманту заказана дорога? Синду мгновенно скрутило желудок от этой мысли, а недалекий ядолог все еще пялился в пустоту.