Обнадеженный Миша тем временем отправился разыскивать Небабу. Личная секретарша милостиво проинформировала отмеченного ею молоденького адвоката, что Георгий Николаевич отправился с визитом как раз именно в "Зеленую Волну", где и собирался совместно отобедать. Когда Миша прибыл в "Центральную", обед уже имел место завершиться, и Небаба сибаритствовал с сигарой в уютной с шиком зале для отдохновения руководства.
Туда и пожаловал Миша, предварительно испросив позволение для безотлагательной беседы. Лучшего случая и представиться не могло: Небаба был один, к тому же сыт и, посему, расположен слушать не перебивая, да и послеобеденное благодушие не позволит Георгию Николаевичу немедленно начать метать громы и молнии и предпринимать необдуманные шаги в отношении преступных коллег, замаравших светлое имя его водной фирмы.
Вышло, пожалуй что, почти как предполагал Миша, но именно что почти. Небаба действительно его не перебивал, а только по ходу повествования все больше и больше по-нехорошему мрачнел, и уж совсем по-волчьи отчего-то глядел на своего протеже. А когда Миша дошел до описания посещения им прокуратуры, произошло и вовсе невероятное. Георгий Николаевич внезапно побагровел и, отбросив недокуренную сигару прямо на велюровую подушку дивана, тут же завонявшую гарью, вскочив с неожиданной для его лет прытью, набросился на Мишу. Схватив обалдевшего адвоката за воротничок рубашки обеими руками, Небаба протащил Мишу через всю немалую комнату к окну, тряся его за грудки с оголтелой яростью. При этом Георгий Николаевич брызгал Мише прямо в лицо цвыркающей слюной и орал:
– Гаденыш! Щенок! Крапивное семя! Пригрел паскудину на груди! Да я тебя!… Живым отсюда не выпущу!
Потом резко оттолкнул, отбросил от себя Мишу, мешком осевшего на подоконник, и ринулся к телефонному аппарату:
– Быстро мне сюда Никитенко! И разыщите немедленно Карена!… Немедленно, я сказал! – и уже обращаясь к Мише, Небаба злорадно выплеснул, – Допрыгался, гнида!… Счас мы тебе кишки выпустим и ноги повыдергаем, тварь неблагодарная!
Но Миша не стал дожидаться осуществления озвученной угрозы, он уже успел осознать, что крепко влип, и потому взял ноги в руки. Как выскочил на бегу из гостиницы мимо встревоженных сотрудников и не предупрежденной еще видимо охраны Миша Яновский не помнил. В себя он смог прийти только где-то на шоссе в двадцати километрах от города, обнаружив, что сидит в мчащейся сломя голову собственной машине. Инстинкт самосохранения, спасая его, сработал сам по себе и продолжал гнать вперед и вперед. И, все же, следовало остановиться и хотя бы немного подумать. Миша с усилием затормозил "восьмерку" и тихо съехал на проселочную боковушку.
Ему хватило и пяти минут, чтобы понять – в город возвращаться нельзя, а жизненно необходимо оставить между собой и краевым центром по возможности больше километров. В бумажнике имелось несколько сотен долларов в их рублевом эквиваленте, бак был почти полон, документы тоже присутствовали в полном комплекте. Однако следовало поторапливаться с принятием решения, пока заботливые милицейские друзья "Волны" не перекрыли предусмотрительно дороги. Лихорадочно соображая и одновременно перебирая бессмысленно бумажки и визитки, Миша наткнулся и спасительно зацепился глазами за неожиданно выползший затертый клочок с Сочинскими координатами бывшего студенческого приятеля Макса. Примет ли его Бусыгин даже при крутом таинственном покровительстве было неизвестно, но и выбирать как раз было не из чего. И через минуту "восьмерка" уже глотала пыль в южном направлении.
Поздно ночью, измотанный страхом и нелегким горным серпантином Миша звонил в богатую дверь Максовой Сочинской квартиры. Мише было уже наплевать даже на то, что его вычислили и откроет ему бандитская рожа со взведенным пистолетом в руке, лишь бы открыли и все, наконец, хоть как-нибудь закончилось. Но дома был мирный Бусыгин, он, собственно, и предстал пред Мишей на пороге. И даже совершенно по-детски обрадовался и кинулся обнимать и обслюнявил Мише всю щеку. Но Миша был рад и слюням.
Квартирка оказалась двухкомнатной и уютной, добротно обставленной, но с налетом легкой и заботливой розовой девичьей руки. Что предполагало наличие по меньшей мере подружки и несколько осложняло дело. Предположение оказалось верным с точностью до наоборот. Заботливая рука и впрямь была, да только не розовая, а нежно голубая. Звалась она Сашком и была без тени смущения представлена гостю. Миша же был готов признать Макса хоть зоофилом, лишь бы тот не прогнал его поутру, узнав обстоятельства, приведшие давнего приятеля в его достаточный дом.