— Она разбирается в поп-культуре! Я без ума от нее!
—
— Потом! Оставь их на потом. А сейчас мы слишком заняты выпивкой.
Миели бросает на меня странный взгляд. Я снова жалею, что не могу ее понять, но биотическая связь действует только в одну сторону. К моему удивлению, она принимает бокал.
— У тебя все время так бывает? — спрашивает она.
— Дорогая моя, подожди, пока мы проведем несколько месяцев за подготовкой к взлому мозга
Ликование вора заразительно. Миели понимает, что немного опьянела. Ей и раньше приходилось прилагать немало усилий для подготовки операции — к примеру, освобождение вора из Тюрьмы, — но она никогда не испытывала того странного возбуждения, какое прямо-таки брызжет из вора. Он тоже отлично себя проявил, совсем как собрат по кото, без всякого бунтарства, и это нечто новое в его поведении.
— И все же я не понимаю, — говорит она, усаживаясь на диван и позволяя себе наслаждаться этим будоражащим ощущением. — Почему это доставляет такое удовольствие?
— Это игра. Ты когда-нибудь играла в игры у себя в Оорте?
— Мы бегали наперегонки. И состязались в пении ремесленных и колдовских песен. — Внезапно она ощущает тоску по прошлому. — Я очень любила это занятие, особенно создание предметов из коралла. Надо представить себе желаемый предмет. Найти описывающие его слова. А потом ты обращаешься с ними к
— Понимаешь, — говорит вор, — воровство для меня то же самое.
Неожиданно он становится очень серьезным.
— Что же ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Почему не вернешься, чтобы творить новые вещи?
— Я делаю то, что должна сделать, — говорит Миели. — И так было всегда.
Но она не желает раскрывать эту тему.
— Но только не сегодня, — говорит вор. — Сегодня мы будем делать то, что нам
— Петь, — говорит Миели. — Я бы хотела спеть.
— Я как раз знаю подходящее место, — говорит вор.
Чрево: подземные улицы и переулки между перевернутыми башнями. Огоньки Спокойных внизу, дроны-газетчики, предлагающие репортажи о дневном землетрясении в городе и странном происшествии на прощальной вечеринке прошлой ночью.
Крошечный бар называется «Красный шелковый шарф». В нем имеется небольшая сцена; стены украшены подсвеченными постерами и скульптурами музыкантов, бросающими блики на полукруг столиков. Здесь проходят вечера открытого микрофона. Аудитория состоит из нескольких молодых марсиан, на лицах которых застыло выражение скуки все повидавших людей. Но вор что-то шепчет на ухо хозяину и убеждает включить ее в программу, пока Миели сидит у стойки и потягивает из маленького стаканчика какой-то странный коктейль.
Вор, не без помощи «Перхонен», убедил ее потратить немного времени на переодевание, и она выбрала темный брючный костюм, дополненный туфлями на платформе и зонтиком. Вор не удержался, заметив, что у нее такой вид, будто Миели собралась на похороны. Но, услышав, что это могут быть его похороны, он вздрогнул. Это ее рассмешило. Непривычная одежда, словно панцирь, позволяет ей чувствовать себя кем-то другим, каким-то безрассудным авантюристом. Это всего лишь невинный обман: она знает, что при первых же признаках опасности метамозг мгновенно удалит все следы опьянения и ненужных эмоций. Но подобное притворство, тем не менее, доставляет ей удовольствие.
—
На сцене девушка в огромных темных очках под стук своего сердца что-то декламирует, сопровождая стихи абстрактными творениями из недолговечной материи. Миели видит, как вор недовольно морщится.
—
—
—
— Миели? Ты следующая.
Миели вздрагивает.
—
Она сглатывает.
— Не могу поверить, что ты меня на это уговорил, — говорит она.
— Ты это заслужила, — говорит вор. — Знаешь, ты единственная, кому я здесь могу доверять. Так что не беспокойся, я тебя прикрою.
Она кивает, ощущая комок в горле. Или это у него комок в горле? На слегка заплетающихся ногах она поднимается на сцену.