Квантовый возраст

Юрий Борисович сдал этот злосчастный вагон и поспешил в Москву наверстывать то, что было упущено в погоне за романтикой и чужими революциями. В Московский университет вернулся еще один «блудный сын», истощенный, но полный радужных надежд. Вернулся в то самое время, когда над Лузитанией горела звезда теории относительности. Павел Александров и Павел Урысон, первые советские математики, побывавшие за границей и поразившие европейские математические центры своей молодостью и лекциями по новой науке — топологии, создателями которой они были (Павел Сергеевич Александров в 32 года будет избран членом-корреспондентом Геттингенской академии наук, Павел Урысон, оставив свое имя в ряду классиков мировой науки, в 1924 г. трагически погиб в возрасте 25 лет), вернувшись домой, читали лекции по теории относительности Эйнштейна.

Теория относительности потрясла видавшего виды «дипломата». Теперь Юрий Борисович Румер был уверен, что нашел свой путь в жизни.

Глава 6. «Место сбора крон-принцев и королей науки»

Вскоре после их первой встречи Борн сообщил Румеру, что послал его работу в Геттингенское научное общество и что Румеру предстоит сделать там доклад. Геттингенское научное общество — бывшая Ганноверская академия, названная при ее создании по английскому образцу «Королевским научным обществом», в которой были действительные члены и члены-корреспонденты, — существовало, по мнению Гильберта, для того, чтобы злить тех профессоров, которые не были членами академии. Доклад там был чистой формальностью. Но прежде чем выступать в академии, следовало пройти настоящее испытание — «обстрелять» свой доклад на заседании Математического клуба.

«Этот клуб был абсолютно неофициальной организацией, не имевшей ни служащих, ни постоянных членов, ни денежных средств. Любой интересующийся мог прийти на собрание, хотя уровень математики в Геттингене был таков, что оно всегда было „предприятием самого высокого класса“» [25, с. 218].

Этот клуб был царством Гильберта. Царством человека, чье имя осталось почти во всех разделах математики. Существует гильбертово пространство, теоремы Гильберта, преобразования Гильберта, аксиомы Гильберта, классы Гильберта, 23 проблемы Гильберта — словом, огромное математическое наследство. Гильберт создал блестящую школу математиков и многое сделал для создания физической школы в Геттингене. Еще в 1905 г. он вместе со своим другом Минковским организовал семинар «Электродинамика движущихся тел». Парадоксально, что именно в этом году появились знаменитые работы Эйнштейна по специальной теории относительности (первая из них прямо так и называлась «К электродинамике движущихся тел»), а участники семинара Гильберта и Минковского в течение еще двух последующих лет ничего о них не знали. В 1908 г. благодаря Минковскому теория относительности получила математическое завершение; он показал, что принцип постоянства скорости света можно выразить чисто геометрически, и создал четырехмерный «мир» пространства и времени, который называется теперь миром Минковского. Работа Минковского станет основой общей теории относительности Эйнштейна.

В бурное и смутное время рождения современной физики Гильберт живо интересовался происходящими событиями. Доклады физиков-теоретиков в Математическом клубе стали традицией. В то время один из учеников Гильберта писал: «Какое беспокойство охватывало нас, математиков, на лекциях по математической физике, когда то один, то другой принцип выдвигался перед нами без доказательства, после чего из него выводились различного рода утверждения и следствия» [Там же, с. 167]. Гильберт по этому поводу любил повторять: «Физика слишком сложна для физиков, и нужно, чтобы за дело взялись математики» [Там же, с. 168]. Конечно, Гильберт прекрасно понимал, что с помощью одной только математики, несмотря на всю ее мощь и возможность «вносить порядок в беспорядочное», без знания законов физики и без того особого «физического» чутья, которое отличает физиков от нефизиков, обойтись нельзя. Когда Гильберт узнал об успехах Эйнштейна в создании теории относительности, над которой усиленно трудился Герман Минковский, он сказал: «На улицах нашего математического Геттингена любой встречный мальчик знает о четырехмерной геометрии больше Эйнштейна. И все же не математикам, а Эйнштейну принадлежит то, что было здесь сделано» [Там же, с. 186].