Лена тяжело вздохнула. Снова посмотрела потусторонним взглядом куда-то в пространство, что-то взвесила.
— Знаешь… Я тут подумала… Ты можешь телевизор потише сделать?
Фролов встал и нехотя убавил громкость.
— Спасибо. Так вот, я подумала… может, нам развестись?
— Что? — переспросил Фролов.
— Я говорю: может, нам развестись. Как ты думаешь?
Фролов уставился на жену. Она села за стол, сцепив руки в замок, и немного погодя он сел напротив, двигаясь медленно, как кот.
— Я навела справки. Нужно сходить в суд и подать заявление. Наш суд недалеко, на Ворошиловской, я тебе покажу. Нужно будет заплатить пошлину, но деньги я уже отложила.
— Какую еще пошлину?
— Ну, за развод.
— Гм… Гм.
— О жилье можешь не волноваться: я уеду, и комната останется тебе. Если Ваня захочет, сможет остаться здесь или уехать со мной. Пообещай не мотать ему нервы переездом в Москву или Ленинград, и я выступлю за то, чтобы он остался. Тут школа близко. Буду приезжать и готовить, голодными не останетесь. Если что, сможешь делать Ване яичницу по утрам?
Голова Фролова заныла медленной восходящей болью от шеи к затылку. Прежде он врал, что голова болит, и вот — по-настоящему. Фролов закрыл глаза, борясь с желанием вернуться на диван, лечь и растечься по подушкам.
— Я… я что-то не понимаю.
— Что именно — насчет суда? Говорю же, тут все просто…
— Нет, стоп. Ты это всерьез? Про развод?
Лена закрыла глаза, собираясь с силами, открыла и медленно произнесла:
— Вов… Но ведь нам плохо вместе. Не подходим мы друг другу. Я же вижу.
Фролов подумал: ну нет, какой развод. Это даже звучит дико.
— Так… Лен… ну да, сейчас не самый простой период. Твой папа… Похороны, поминки, то-се…
— Это не период. Это длится уже много лет.
— Ну уж не надо.
— Знаешь, я стояла там у могилы и думала: мои родители никогда не были счастливы. Папа с мамой мучился, а она даже не замечала, как все плохо. И вот он умер. Все так просто кончилось… Целая жизнь насмарку. Это же ненормально, так не должно быть. И я так жить уж точно не хочу.
Голос у нее был отрешенный, как всегда в последнее время. Вдруг, опомнившись, она зачем-то спросила:
— А твои родители?
— Что — мои?
— Были счастливы?
Этот разговор утомлял Фролова еще больше, чем идея о разводе.
— Лен, кончай уже. Какая разница.
— Я бы не хотела повторять путь. У нас все становится только хуже.
— Неправда. Есть много хороших моментов.
Лена остановила на нем взгляд. В груди Фролова поднялось чувство, не предвещавшее ничего хорошего: показалось, будто вот-вот Лена спросит о кинотеатре.
— А если б хороших моментов не было, ты бы это признал?
— Слушай, давай потом. Разберемся с поминками, ты успокоишься. Там посмотрим.
— Ничего не изменится, — сказала Лена и потерла пальцами переносицу. Фролов догадался, что у нее тоже болит голова.
— Выпей таблетку. Вон там, в ящике.
— Вов, давай еще раз…
— Не надо никаких «еще раз». Просто выпей таблетку.
Вся эта тема уже казалась ему разновидностью умственного помешательства. Продолжая разговор, он по глупости поддерживал Ленино безумие, вместо того чтобы зарубить его на корню — а еще рисковал поднять из глубин тот самый вопрос, в ответ на который ему пришлось бы врать и оправдываться. Фролов ушел на перекур, а когда вернулся, Лена, слава богу, уже остыла и лежала на диване лицом к стене.
— Таблетку выпила?
Не оборачиваясь, Лена помотала головой. Он принес ей аспирин и тронул за плечо.
— Вот, возьми.
— Вовка, а у тебя точно все хорошо?
— А что?
— Не знаю. Хмурый какой-то.
Фролов и Сережа стояли в очереди к прилавку. Очередь двигалась медленно, а Сережа, как назло, приставал с вопросами, и деться от него было некуда. Фролов вытянул шею и посмотрел вперед очереди.
— Спал плохо. А так все нормально.
Сережа понизил голос:
— Это из-за похорон?
— Дел много. Девять дней на носу.
— Я так и понял… А ты дружил с тестем?
— Не особенно.
— Вчера Ваня приходил. Он тоже убитый, путался в словах, еле соображал… Я его домой отпустил. Это занятие считать не будем.
Фролову стало неудобно.
— Деньги я тебе возмещу.
— Ты чего? Не надо никаких денег. Ты бы просто поговорил с ним. Парню трудно.
Фролов понятия не имел, о чем именно нужно поговорить, но, чтобы Сережа отстал, согласился:
— Ладно.
Очередь продвинулась вперед на два шажка.
— Заглянешь в выходные? — спросил Сережа.
Фролова окатило страхом. Он даже оглянулся — не подслушивает ли кто. Потом тихо попросил:
— Давай не здесь.
Они еще постояли. В начале очереди произошло радостное оживление: выяснилось, что сегодня дают не только колбасу, а еще и вологодское масло. Очередь разделилась на два потока. Сережа отправился к маслу, Фролов — к колбасе.
В одиночестве Фролову стало легче; он стоял среди чужих тел, устремив бессмысленный взгляд в пространство, ничем не занимаясь и ничего не видя. Он думал о разводе, и сердце сжималось от страха. Нужно быть осмотрительнее. Не позволять себе лишнего. Нужно отговорить Лену от глупой затеи и самому не высовываться. Тогда, может быть, пронесет.