С Джастином. Я пла́чу. Мы только что разругались, и во всем виновата я. Джастин повернулся ко мне спиной в нашей огромной белой кровати с модным хлопковым бельем и бесчисленными подушками. Я несчастна как никогда. В то же время у меня ощущение, что такое уже было. Вдруг Джастин поворачивается ко мне, обнимает, и мы головокружительно целуемся. Я сбита с толку, растеряна. Благодарна, что он больше не сердится. Я по-прежнему несчастна, но Джастин меня хочет, и от облегчения все остальное уже неважно.
А сейчас, в саду в Шордиче, Кен отклоняется назад. Улыбается. Вряд ли он понимает, что мои ладони взмокли и похолодели, а сердце бешено бьется совсем не от радости.
Мать вашу! Что, черт дери, это было?
Август
24. Леон
Ричи: Как ты, брат?
Как я? Чувствую себя брошенным. Как будто что-то сместилось в груди, и тело больше не функционирует. Как будто я совсем один.
Интересно, почему тот факт, что Ричи прав, никак не смягчает боль. Скучаю по Кей почти непрерывно. Разлука – как ноющая боль. Становится хуже всякий раз, как беру телефон, чтобы ей позвонить, и вспоминаю, что звонить некому.
Последние два уик-энда я снимал квартиры через «Эйрбиэнби», гоняясь по всей стране за бойфрендом мистера Прайора. Идеальный повод отвлечься. Познакомился с двумя диаметрально противоположными Джонни Уайтами. Один: язвительный, негодующий, пугающе правых взглядов. Второй: обитает в трейлере, и, пока говорили у окна про его послевоенную жизнь, он курил травку. По крайней мере, развлек Тиффи – записки про Джонни Уайтов неизменно встречаются на «ура». После визита к Джонни Уайту Третьему получил следующее:
Часто думаю, как это, вероятно, утомительно – быть Тиффи. Даже в записках она тратит уйму энергии. Однако находить их очень весело.
Свидание с Ричи на этой неделе отменилось – мало охранников. Получится пятинедельный перерыв. Слишком много для него, да и для меня, как я начинаю понимать. Теперь, когда Кей нет, а Ричи звонит еще реже – меньше охранников означает, что реже выпускают на прогулки и нет доступа к телефону, – оказалось, что даже я могу страдать от одиночества. Не то чтобы совсем некому позвонить. Только все они – не те люди, с которыми хочется поговорить…
Собираясь к Ричи, снял через «Эйрбиэнби» квартиру под Бирмингемом, но бронь пришлось отменить, и в результате в выходные негде жить. Когда решил сдавать квартиру, смотрел на отношения с Кей через розовые очки. Так что теперь по выходным я – бездомный.
Да, придется, ничего не попишешь… Я еду на работу и понимаю, что сейчас единственная возможность за весь день позвонить матери. Выхожу из автобуса на остановку раньше и набираю номер.
Закрываю глаза. Глубокий вдох.
Мама: Ты понимаешь, как мне тяжело оттого, что мои сыновья не хотят со мной разговаривать?
Я не говорил маме про подругу-адвокатшу Тиффи. Не хочу зря обнадеживать.
Мама тает. Внезапно превращаясь в облако сочувствия. Ей только того и надо: чтобы сын позвонил и попросил о помощи. А в сердечных драмах она разбирается отлично. Богатый личный опыт.
Слегка задет.
Ох… На удивление тяжело говорить, даже маме.