Квартира в Париже

Я понимал, они считали меня слабаком, но мне было все равно. Я не мог переступить через себя. Бен посмотрел на меня. И хотя он мог и не знать, но каким-то образом он все понял. В этом был весь Бен. Наш лидер. Взрослый среди детей: более опытный, чем остальные. Тот, кто мог уговорить пропустить нас в любой закрытый ночной клуб, в любой хостел, в котором закончились места – и выйти из любой ситуации сухим из воды. Я так этому завидовал. Такую харизму невозможно ни купить, ни натренировать. Но я думал, что если буду общаться с ним, хотя бы малейшая часть этой уверенности, этой раскованности перепадет и мне.

– Я пойду с тобой, приятель, – решил он. Вопли разочарования других: «Странно, если мы пойдем только вдвоем» и «ребята, что с вами не так? Да вашу мать».

Но Бен обнял меня за плечи.

– Давай оставим этих неудачников с их дешевыми острыми ощущениями, – сказал он. – Может, нам поискать кафе с травкой?

Мы вышли на улицу, и я сразу почувствовал, что мне стало легче дышать. Мы забрели в одно местечко в паре улиц отсюда. Присели с нашими свернутыми косяками.

Он наклонился вперед.

– Ты в порядке, дружище?

– Да… хорошо. – Я затянулся косяком, наслаждаясь покоем.

– Что тебя так напугало, – спросил он чуть позже, – в том месте?

– Не знаю, – сказал я. – Сейчас я не хочу об этом говорить. Если можно.

Мы начали курить вещи позабористее. Сперва казалось, что их не так уж и много. Но когда меня вставило, я ощутил изменения. На самом деле, теперь, вспоминая это, я думаю, что дело не столько в траве. А в Бене.

– Слушай, – сказал он. – Я понимаю. Ты не хочешь говорить. Но если тебе нужно признаться в чем-то, ну, понимаешь? – Он поднял руки. – Никто тебя не осудит.

Я подумал об этом месте, о девочках. Я так долго хранил это в себе, мой маленький мрачный секрет. Может быть, это своего рода катарсис. А потом я заговорил. Начал – и не хотел останавливаться.

Я рассказал ему о своем подарке на шестнадцатилетие. Как мой отец сказал мне, что пора стать мужчиной. Его подарок мне. Лучший из лучших, для его сына. Он хотел подарить мне незабываемый опыт.

Я помню лестницу там, внизу. Открываю эту дверь. Говорю ему, что не хочу.

– Что? – Мой отец посмотрел на меня. – Ты думаешь, что ты слишком хорош для этого? Ты собираешься сказать мне это в лицо? Что с тобой не так, мальчик?

Я рассказал Бену, как я остался. Потому что я должен был. И как я вышел из этого места изменившимся человеком – едва ли мужчиной. И это оставило на мне отпечаток.

Все внезапно выплеснулось из меня, все мои секреты, эта грязь, которую я никогда никому не рассказывал. А Бен просто сидел и слушал в темноте кафе.

– Черт возьми, – проговорил он с широкими зрачками. – Это реально хреново. – Я это отчетливо помню.

– И никому больше об этом не рассказывал, – попросил я. – Не говори остальным, ладно?

– Конечно, приятель, – заверил Бен.

А потом нас вставило. Подначивали друг друга. Вот тогда-то все и произошло по-настоящему. Мы смотрели друг на друга и просто хихикали, хотя и не знали почему.

– Мы не так уж много видели в городе, – сообщаю я Джесс теперь. – Так что вряд ли я тяну на эксперта. Если тебе нужно хорошее кафе с травкой, то я могу тебе подсказать.

Если бы только та ночь на этом закончилась. Без того, что было дальше. Без темноты. Черная вода канала.

ДЖЕСС

– Подожди, – говорю я, – ты сказал, что вы с Беном не виделись больше десяти лет, так когда же вы вновь встретились?

– Недавно.

– И это же было после той поездки, правильно?

– Да. С тех пор я его не видел.

Я немного подождала, пока он продолжит свой рассказ. Тишина.

– Я должна спросить, – говорю я, – что, черт возьми, произошло в Амстердаме? – Я пытаюсь свести все к шуткам. Но кажется, там случилось нечто важное. То, как изменился его голос, когда он заговорил об этом.

На секунду лицо Ника превращается в маску. Тогда он будто вспоминает, что нужно улыбаться.

– Ха. Да ничего, мальчики – это мальчики. Сама знаешь.

Внезапно на нас обрушивается порыв ледяного ветра, срывая листья с деревьев и подбрасывая их в воздух.

– Боже! – говорю я, обхватывая себя руками.

– Ты дрожишь, – замечает Ник. – Наверное, продрогла.

– Ну да – на самом деле, эта куртка не предназначена для холода.

Но это лучшее, что можно было откопать в «Примарке». Хотя я сильно сомневаюсь, что Ник знает о «Примарке»[52].

Он тянется к моим волосам.

– Извини! – говорит он. – Я не хотел тебя напугать. У тебя в волосах застрял лист. Сейчас я его достану.

– Там, наверное, чего только нет, – отвечаю я, пытаясь обратить все в шутку. – Еда, окурки, все на свете. – Я ощущаю тепло его дыхания на своем лице, его пальцы в моих волосах, когда он распутывает лист.

– Вот… – Он вытаскивает и показывает его мне: это сухой коричневый лист плюща. Его лицо так близко. На секунду мне кажется, что он меня поцелует. Столько лет меня никто не целовал. Я чувствую запах его туалетной воды, а под ним – теплый аромат кожи. И ловлю себя на том, что позволяю свои губам слегка приоткрыться.

Внезапно мы снова погружаемся во тьму.