Квартира в Париже

И тут я слышу, как кто-то окликает меня по имени. Черт, как долго я здесь нахожусь? Дрожащей рукой я откладываю фотографию и бегу через комнату, выглядываю в коридор. Дверь в конце коридора все еще закрыта, но вдруг она приоткрывается. Я бегу через коридор в туалет.

Рядом раздается голос Ника:

– Джесс?

Я снова открываю дверь в туалет и выхожу в коридор со своим лучшим выражением невинного удивления. Мое сердце колотится где-то у самого горла.

– Эй! – говорю я. – Все хорошо?

– О! – смущается он. – Я просто… ну, Софи хотела убедиться, что ты не заблудилась. Он улыбается улыбкой милого парня, и я думаю: я совсем не знаю этого человека.

– А, нет, – говорю я. – Все в порядке. – Невероятно, но мой голос звучит без дрожи. – Я как раз возвращалась к вам.

Я улыбаюсь.

Но в голове крутится: они семья, они семья. Славный парень Ник, холодная Софи и пьяный Антуан, и тихая, напряженная Мими.

Что здесь происходит?

СОФИ

Пентхаус

Все разошлись. Я устала сохранять маску безмятежности. Девчонка, которая здесь появилась, полностью разрушила мои планы на вечер. Мне не удалось добиться желаемого.

На столе осталась початая бутылка вина. Я выпила гораздо больше, чем позволила бы себе, будь Жак здесь. Представляю, как бы он удивился, увидев, что я не остановилась на одном бокале. Но с другой стороны, за эти годы я провела здесь столько вечеров в полном одиночестве. Полагаю, я мало чем отличаюсь от других женщин моего положения. Брошенные бродить по своим огромным квартирам, пока их мужья в отъезде – со своими любовницами, поглощенные своей работой.

Когда я выходила замуж за Жака, я представляла это как бартер. Мою молодость и красоту в обмен на его богатство. С годами, как часто случается при таких контрактах, моя ценность только уменьшалась, а его возрастала. Я знала, во что ввязываюсь, и по большей части не жалею о своем выборе. Но, может быть, я не учла одиночества, пустых часов. Я бросаю взгляд на Бенуа, спящего в углу, на своей кровати. Неудивительно, что почти у всех женщин вроде меня есть собаки.

Но быть одной лучше, чем в компании моих пасынков. Я вижу, как они смотрят на меня, Антуан и Николя.

Я беру бутылку и наполняю бокал до краев. И выпиваю залпом. Это хорошее бургундское, но не лучшее. Кислота обжигает мне горло и ноздри.

Я открываю новую бутылку и пью из горла. Захлебываюсь. Горло горит, саднит. Вино льется на подбородок, стекает по шее. Его прохлада освежает. Я чувствую, как вино впитывается в шелк моей рубашки.

* * *

Следующим утром, после вечера с вином, я видела его во дворе, он разговаривал с Камиллой, соседкой Мими по квартире. Жак однажды сообщил мне, что одобряет, что та девушка живет с нашей дочерью. И эта маленькая надутая розовая губка, изящный вздернутый носик и маленькая высокая грудь, конечно же, ни при чем.

Она склонялась к Бенджамину Дэниелсу, как подсолнух в полях Прованса поворачивается к солнцу. Топ в клетку виши, соскальзывающий с загорелых плеч, белые шорты, такие короткие, что из-под каждой штанины виднелась половина бронзовой ягодицы. Они вдвоем были прекрасны, почти так же, как и Бен с Доминик; этого невозможно было не заметить.

– Bonjour Madame Meunier, – пропела Камилла. Легкость, с которой она перенесла вес с одной жеребячьей ноги на другую. «Мадам» – без сомнения, девчонка рассчитывала дать мне ощутить всю жестокую силу ее юности. У нее зазвонил телефон. Она прочитала все, что пришло, и на ее лице заиграла улыбка, как будто она читала какое-то секретное послание от любовника. Ее пальцы коснулись губ. Возможно, все это было только спектаклем для него, призванным соблазнить, заинтриговать.

– Мне нужно идти, – сказала она. – Salut[53], Бен! Она повернулась и послала ему воздушный поцелуй.

А потом во дворе остались только я и Бенджамин Дэниелс. И конечно, консьержка. Я была уверена, что она будет наблюдать за всем из своей будки.

– Как вы все здесь красиво устроили, – сказал он.

Откуда он узнал, что все это моя работа?

– Сейчас еще не так красиво, – сказала я ему. – В это время года – ранней осенью.

– Но я люблю насыщенные цвета, – сказал он. – Подскажите, пожалуйста, а что там такое?

– Георгины. Агапантус.

Он спросил меня о нескольких клумбах. Он выглядел искренне заинтересованным, хотя я понимала, что он просто любезничает со мной. Но я его не останавливала. Мне нравилось рассказывать ему – рассказывать кому-то о созданном мной оазисе. На мгновение я даже почти забыла о своих подозрениях.

А потом он повернулся ко мне лицом.

– Я как раз собирался спросить у вас. – Его тон меня интригует. – Вы родились во Франции?

– Прошу прощения? – Я изо всех сил старалась сохранить контроль над выражением своего лица, но все равно чувствовала, как моя маска сползает.

– Я заметил, что вы не всегда употребляете определенный артикль, – сказал он. – И ваши согласные: вы произносите их тверже, чем коренные французы. – Он показал расстояние между большим и указательным пальцами. – Совсем чуть-чуть. Откуда вы родом?