Квартира за выездом

Пробираясь по узкой тропинке между оградок и утопая каблуками в раскисшей от дождей глине, Нина резко остановилась: на могиле рядом с папиной угощалась компания, шестеро взрослых и ребёнок. Взрослые разливали водку в пластиковые стаканчики, заедали бутербродами – поминали. Мальчишка носился вокруг как подорванный, рвал на чужих могилах цветы, потрошил венки, расплетая проволоку, и радостно орал. Никто его не останавливал.

Нина решила подождать, когда они уйдут. Ждать пришлось долго, ноги в кожаных полусапожках замёрзли и, кажется, промокли. Наконец компания закончила трапезу (что за странный обычай, есть и пить на кладбище!) и направилась к выходу – по тропинке, по которой пришла Нина. Она шагнула за куст сирени: не хотела, чтобы её видели. И с удивлением узнала Зинаиду Леонидовну с сестрой и Кирю со Светланой. За ними шли две женщины, наверное, какая-то дальняя родня. А малолетний вандал оказался Вадиком. Четырнадцать лет, а вести себя так и не научился. И лицо как у семилетнего ребёнка. Дебил, догадалась Нина. Он же дебил! Диагноз врачи поставили верный… Бедная баба Зина…

Дождавшись, когда родственники свернули с тропинки и вышли на аллею, Нина поспешила к отцу. На могиле – две гвоздики, заботливо поставленные в банку с водой, и забытая салфетка с лежащим на ней бутербродом. Или не забыли, оставили на помин души? Что за обычаи такие, колбасу оставлять на могиле!

Бутерброд Нина завернула в салфетку, убрала в пакет, выбросит, когда пойдёт обратно. Цветы тоже выбросила, а в банку поставила свои. И вздохнула. Побыть с отцом наедине сегодня не получится: за две могилы от неё какой-то парень красил масляной краской прутья ограды, насвистывая «Сулико». Что за дурацкая манера свистеть на кладбище! Это же… Это же кощунство! А песня не отпускала, бередила сердце.

Долго я бродил среди скал, я могилу милой искал,

Но ее найти нелегко. Где же ты, моя Сулико?

Увидал я розу в лесу, что лила, как слезы, росу.

Ты ль так расцвела далеко, милая моя Сулико?

Я могилу милой искал, сердце мне томила тоска.

Сердцу без любви нелегко. Где ты? Отзовись, Сулико!

– Перестаньте! На кладбище свистеть нехорошо, это неуважение к усопшим, – не выдержала Нина.

– Так я как раз из уважения! Отец эту песню любил, я для него… Постойте! Это вы? Это вы?!

Парень бросил кисть и ломился к Нине через кусты как медведь, повторяя: «Подожди, не уходи, подожди…»

Нина с удивлением узнала в нём своего первого клиента по выдаче кредита.

– Вы меня помните? Я у вас кредит оформлял.

– Беседин Данила Миронович, целевой кредит на приобретение загородной недвижимости, 75 процентов оценочной стоимости, 5 процентов годовых, – улыбнулась Нина. – И адрес помню, Кутузовский проспект, 32, квартира 28 (прим.: Кутузовский проспект, – престижный район Москвы, где традиционно живёт московская элита и баснословно дорогие квартиры).

– Ну у тебя и память!

– Да мне запоминать не надо, у меня тоже дом 32, квартира 28… раньше была.

– Так и у меня – была, – рассмеялся парень. – Я её продал и дом купил, с участком. Места красивые, воздух хоть наливай и пей, и белки по деревьям лазают. В Заветах Ильича, где цековские дачи (прим: государственные дачи членам Центрального комитета коммунистической партии Советского Союза предоставлялись в аренду бесплатно; 6 ноября 1991г. Указом Президента Ельцина деятельность руководящих структур компартии была прекращена).

– Врать нехорошо. Неприлично. Там сотка земли двести тысяч стоит, а кредит ты взял полтора миллиона, что на него купишь?

У Данилы глаза полезли на лоб.

– Всё-то ты знаешь! Сказал же, квартиру продал, отцовскую. Ну не могу я там жить! Не могу. Всё напоминает… Осуждаешь?

– Нет, что ты! Как я могу осуждать, за что?

– За память. Отца предал, во сне теперь снится. Вспоминания предал.

– Никого ты не предал. Воспоминания забрал с собой, а папина душа в новый дом прилетает, в твои сны. Мне домой пора, до свидания. Было приятно вас увидеть. Тебя.

– Это ты лихо зарулила, домой. А свидание… когда? Ты же сказала «до свидания».

Не давая Нине вставить слово, Данила рассказывал про Ярославское шоссе, на котором в час пик не протолкнёшься. Про дом, который он не променяет ни на какие блага столицы и доживёт в нём до самой смерти. Про воздух, который не воздух, а сплошные витамины. «Лишь тот, кто витамины пьёт, до самой смерти доживёт» – вспомнилось Нине. Она рассмеялась и села к нему в машину, и Данила отвёз её домой.

– В гости напрашиваться бесполезно?

– Бесполезно.

– Ага. Тогда пока, – Данила повернулся, улыбнулся (теперь он знает, где она живёт), наступил на обломок кирпича… и с размаху сел на копчик. Сквозь боль подумал с удивлением: «Откуда он взялся? Вроде не было его здесь… или был?»

– Можешь зайти. Отчистишь джинсы, я кофе сварю, потом домой поедешь, – разрешила Нина, глядя на его искажённое от боли лицо.

Будет только кофе. Ну, может, будет что-нибудь к кофе. А больше не будет ничего, понял Данила.

Войдя в квартиру, восхищённо присвистнул: