Квартирантка с двумя детьми

Взял брюки и снова будто поплыл… Увидел их вместе с женой на кораблике. На Сене. Сидят рядом, обнявшись, крутят головами, разглядывая дворцы вдоль реки, баржи-дома, мосты… Вот слева Эйфелева башня, и Колосов знает, что вечером они будут на ней ужинать. Без большого шика, но наверняка будет чудесно.

– О! – удивляется он. – А что здесь делает статуя Свободы?

На островке стоит невысокая, но выразительная Свобода, уменьшенная копия нью-йоркской.

– И даже в этом Америка наложила свою лапу.

Жена, которая тогда совсем недавно стала его женой, и Колосов в мыслях называл её или по имени, или «моя девушка», смеется, показывая свои белые, чуть загнутые внутрь рта зубы, и объясняет, что статую Свободы сделали здесь, а потом подарили американцам.

– Да? – удивляется Колосов. – Интересно, никогда не слышал. Вот что значит пиар – американская стала символом целой страны, части света даже, а французская – так.

И впервые, кажется, именно тогда посмотрел на Юлю не просто с любовью и желанием, а с уважением: «Вот, знает такие вещи. Или хотя бы прочитала перед поездкой».

А через час увидели ещё одну Свободу, в Люксембургском саду, и оба захохотали; хохот превратился в объятия, поцелуи. Упали на траву, и проходившие мимо них улыбались одобрительно…

И больше ничего подобного не будет. Да.

Но хотя бы поцелуй. Один взгляд глаза в глаза.

Колосов позвонил жене. Она ответила почти сразу. Голос был слегка раздражённый.

– Да, Жень?

Он хотел спросить, где они, но вместо этого перхнул. Чуть не задохнулся.

– Алло? – К раздражению прибавилась тревога. – Женя-а!

– Да-да… Вы где?

– Ползём по Жукова.

– В каком месте? Петергофку пересекли уже?

– Нет, как раз перед ней… То ли в Стрельне что-то опять. – И после паузы расстроенно: – Стоит Петергофка.

– Понятно. – Колосов взглянул на время – без трёх минут семь. – Ладно, не спешите. Все нормально.

Конечно, если случится чудо и дорога очистится, то они будут здесь минут через двадцать, а так… Что ж, может, это и к лучшему. Мало ли как он поведёт себя, когда они окажутся рядом, а ему нужно будет выходить за дверь.

Присел на стул, на самый краешек, готовый тут же, если что, вскочить. В голове вертелось и дергалось – Колосов физически ощущал, как работает мозг. Но работает вхолостую… Костюм лежал на кресле… Надеть… Нет, ещё рано.

Из хаоса полумыслей одна задержалась. Воспоминание, как прощались с Дроном.

К девяносто восьмому Дрон уже серьезно поднялся. Открывал магазины обуви, боролся за территорию под торгово-развлекательный центр и в конце концов получил её на Бухарестской улице, рядом с местом, где вскоре должна была появиться станция метро… А потом случился тот кризис девяносто восьмого.

Все от него пострадали. Нет, почти все… Почти все попали на деньги. Но Дрон разорился. То есть оказался не только без своих денег, но и без чужих. Враги и конкуренты, поняв, что Дрон прогорел, стали его добивать.

До последнего он отстаивал тот кусок земли на Бухарестской. Это была его мечта – построить современный, «как в Европе», центр торговли и развлечений. Здесь это было ещё в новинку. Бутики лучших фирм, кафешки, «Макдоналдс», детский уголок. На верхнем этаже – боулинг, бильярд, кинотеатр… Подземная парковка.

Перед кризисом Дрон с увлечением занимался планированием центра, изучал архитекторские проекты, может, поэтому и просмотрел, прозевал его зарождение, не подготовился…

Больше года пытался выпутаться из паутины долгов, отстоять землю, спасти магазины. Отступал постепенно, при этом увязая в липкой паутине сильнее, сильнее. И весной двухтысячного перестал сопротивляться.

Колосов хорошо помнит, как они в последний раз встретились все вместе. Дрон, Вэл, Джон, Макс. Жизнь уже давно их всех развела. Вэл в Костромской области бился за завод, Колосов входил на строительный рынок, который тогда, перед трёхсотлетием Питера, становился золотой, но и опасной жилой. Макс только что выбрался из Крестов и, без копейки денег, с условным сроком, думал, как ему быть дальше…

И вот в начале лета все оказались вместе, собрались в офисе Дрона. Офис находился в начале Суворовского проспекта, в двух шагах от площади Восстания. Возле дверей ярко блестела золотистая вывеска «ОАО Прогресс-гарантия», которым руководил Дрон. Двери были тяжелые, из красного дерева. Казалось, там, за ними, кипит работа.

Но внутри было пусто и тихо.

Унылый охранник дернулся, увидев входящих, на лице его мелькнул ужас… Узнал Колосова, который здесь бывал, и снова стал унылым…

Дрон сидел в кабинете, серый, обмякший. Из решётки кондиционера бил холодный воздух, и вентилятор гонял холод по помещению. А Дрон был в одной рубашке.

– А, здорово, – слабо улыбнулся. – Пришли попрощаться?

Вэл и Колосов в ответ возмутились, стали говорить, что ничего страшного, и не из таких переплётов выскакивали; Макс же угрюмо, остановившимся взглядом, как-то именно по-зэковски смотрел на вентилятор.

– Хорош, парни, – перебил Дрон. – От меня уже всё сбежали… даже секретарша… Бухнуть, конечно, не принесли?