Квартирная развеска

— Ну ты молодец, кум, чего придумал! — заулыбалась Люся, засверкала золотыми зубами. — Тебя, Таисья, и выдадим; ты только смотри нам анчихриста не роди. Они и так штабелями от радиации, говорят, рождаются.

— Люся, да ты что болтаешь, ведь он с нами прощается, уедет сейчас и не увидимся. Спасибо вам за всё... и за портрет...

— Их в роддомах и помечают. Сбоку имя, как нарекли, а с другого в скобочках: анчихрист. Вы уж про стеклышки не забудьте. Как до рудников сибирских доедем, мне это сердце будет греть: в Москве меня горсточка в коробочке ждет...

Как ни странно, я купил в кассе билет до Москвы в общем вагоне.

Уже рассветало, а я всё пытался увидеть в окно ту траву, но то ли я ее не узнал, то ли просмотрел, то ли ее не было вовсе. Да к тому же туман уже растворял низины, разбалтывая бытие с небытием, вливая в плотно сколоченный рельеф ничто. В соседнем купе пили, говорили по душам, звенели бутылками. Где-то в конце вагона плакал грудной ребенок. Я хотел спать, и сознание мое раздваивалось, и вагонные голоса слушал я как бы левым ухом, а в правом был шорох сухих колокольчиков Тасиного букета, шелест колосьев, этих рассеянных по холмам зерен, еще не собранных в хлеб, Люсин хрипловатый смешок, Устиньино: «Прощай, жилец!» — и лай собак.

НЕЗДЕШНЕЕ НЕБО

Во дворе орут, гремят, матерятся то ли подростки (большенькие такие подростки-бройлеры, акселераты), то ли наркоманы, то ли нанятые вомбаты, то ли приблатненные козлы. У кого-то периодически возникает идея угнать из одноэтажной пристройки, прилепившейся к брандмауэру и превращенной в сдаваемый за кругленькую сумму жилконторою гараж, два автомобиля — «Остин» и «Десото» — или хотя бы один? — мечту водителя, грезу угонщика. Ворота и замки поставлены на гараж самоновейшие, шума, блям-блям, много, но дверочка не открывается, замочек не сбивается, решеточка на оконце гнется, а в руки не дается. В прошлый раз сараюшку подожгли, то-то было веселье с иллюминацией, даже пожарные приезжали, тоже не смогли войти ни в дверь, ни в окно, зато крышу разворотили, огонь сбили — и вовремя, у каждой тачки бак на сто литров, рванет — не оберешься. Предполагаемые наркоманы с улюлюканьем катают по двору баки с мусором и припаркованные вдоль стен безгаражные автомобили. Ни один автомобиль не отвечает им воем сигнализации, обмерли противоугонные квакалки. Ни один хозяин не выскакивает из подъезда.

Мальчики, прибавив звук, сквернословят, рычат и трындят с утроенной силою. «Что их так разбирает?» — думает Колычев, гасит свет в комнате, чтобы они были виднее, а он невидим, отдергивает занавеску, открывает балконную дверь, бесшумней ниндзя выходит с сигаретою на балкон.

Метущаяся на ветру, по-летнему разросшаяся за теплую весну листва скрывает от него еле заметные во тьме фигуры. В его поле зрения попадает нечто светящееся, он поднимает глаза. Огромная неправдоподобная звезда горит на востоке. «НЛО?» — Колычев переводит взгляд и обнаруживает доселе неизвестное ему созвездие. Зато не видит ни одной из Медведиц, вместо них на небе нечто неподобное. Детки внизу вяло сбивают несбиваемый замок.

«Почему так темно?» — Колычев холодеет, сообразив наконец, что ведь белая ночь, начало июня и то, что он принимал поначалу за тучу, — натуральная чужая тьма чужой ночи с чужим небосводом. «Может, я слепну?» Но в комнате он видит всё отчетливо. «Может, дело в оконном стекле? На кухне старая рама, финская, а в комнату намедни самоновейшую японскую поставили, супер, может, она со спецэффектом?» Но на балконе никакой рамы нет, всё натюрель. Колычев выходит на лестницу, поднимается на чердак, вылезает на крышу.

Четыре луны разного размера и разного оттенка сторожат неизвестно откуда взявшееся нездешнее небо.

У Колычева начинает непривычно кружиться голова, он возвращается в квартиру. «Может, нынче полнолуние, и у меня на почве полной Луны едет крыша?» На чертовом календаре фазы Луны не помечены, кто только издает такие календари в наше время? хорошо, хоть год не забыли указать, две тысячи восемнадцатый у нас, как и утром был, второе июня, нет, еще первое, впрочем, через полчасика понедельник кончится, сменит его вторник. На вторничном листке записан новый телефон старого друга, Колычев набирает номер, друг берет трубку.

— Ты не мог бы выглянуть в окно?

— Зачем? Ты под окном стоишь?

— Выгляни, я тебя прошу.

— И что?

— Что ты там видишь?

— Ничего выдающегося. А ты что видишь? Неопознанный объект маячит? Тихий ангел пролетел?

— Говори, какие там звезды.

— Тронулся? Экзаменовать меня взялся? Атлас прикупил? Кроссворд решаешь? Я светил небесных названия с детства запомнить не могу. Да и светло, белая ночь, звезд почти не видно. Отстань.

— Подожди. А как насчет Луны?

— Нет там никакой Луны. Ты видишь Луну?

— Вижу. И не одну. Их четыре штуки.

— Ты что, старый птюч, приторчал, что ли? Молочко из-под бешеной коровки вместо нормального питейного у барыги купил? Не покупай где попало питейное, нарвешься.

— Да хватит тебе, глюками не страдаю, не пил я сегодня, весь день за рулем по заказчикам мотался.