Квартирная развеска

Неужели это ночная банда? Но почему они не звонили, не выламывали бедную дверь, а стучали условным стуком? И дед открывал им сам, да еще и разговаривал с ними — сперва в прихожей, потом в кабинете?

Босиком, неслышно, скользнув в коридор, приотворила она дверь в столовую. Там, за столовой, шептались в прихожей. «Сейчас принесем». — «Несите». — «Меха не упакованы». — «Хорошо. Чемоданов нет?» — «Узлы». — «Пойду открою шкафы в коридоре. Только тихо. Девочка спит. Сын с невесткой в дальней комнате в конце коридора тоже. Ступайте на цыпочках». — «Я разуюсь».

Слух у нее был обостренный, как у маленького животного. Бабушка пошла к двери в столовую, а она прикрыла дверную щелку из столовой, сквознячком метнулась в голубую спальню, закрылась с головой одеялом, зажмурилась.

В коридор вносили вещи, должно быть, краденые. Она не верила ушам своим; как? Неужели бабушка с дедушкой связались с бандитской шайкой? С разбойниками? Контрабандистами? Убийцами и ворами? И теперь собираются в их тихой профессорской квартире хранить награбленное?

Шепот:

— Белку, лису и каракуль в наборный шкаф, соболя и мерлушку в дальний.

Повороты ключей в шкафах, щелк, щелк.

Шепот:

— Наборный не закрывайте, сейчас серебро принесут.

— Белье будет?

— Кажется, да.

— Тогда и дальний пока не закрываю.

Несли ворованное серебро, целый клад, должно быть, чарки, чашки, подстаканники, вилки, ложки, ножи увязали в узел, серебро позвякивало в узле особым серебряным сухим и легким звоном, как не звенят ни мельхиор, ни алюминий, ни бронза, ни сталь.

Шепот:

— Чемодан со свадебным постельным...

Щелк, щелк, шкафы на ключ, тихими шажками бабушка в соседнюю комнатушку, а эти по коридору в столовую, дверь за собой притворили.

В дедовом окне двигались тени, фигуры. С колотящимся сердечком, всё босиком, пробралась, таясь за занавесками, глянула. В кабинете дед говорил с чужими, они сновали по-свойски, принесли какие-то книги, которые дед ставил во второй ряд, пряча их за книжками большого книжного шкафа.

«Воры! те самые воры, что грабят в городе! Мы теперь храним краденое. Как они вовлекли бабушку с дедушкой в шайку? Может, шантажом?»

Лампа на дедушкином письменном столе высветила бандита, поставившего на стол шкатулку, настоящий разбойник Кудеяр, в восточном красном халате, узколицый, один глаз под черной повязкой, ужас.

Второй, седой, благообразный, подал дедушке два кинжала в серебряных ножнах, поставил вторую шкатулку, открыл ее, сверкали грани драгоценностей.

Дедушка внезапно посмотрел в ее сторону, словно почуял ее взгляд, она метнулась в простенок ни жива ни мертва: «Уж не убьют ли как свидетельницу? Нет, дедушка не выдаст!» Когда скользнула она обратно к наблюдательному пункту, щели межзанавесочной, обнаружилось, что пьеса стала невидима, театр окончен: дедушка задернул шторы окна кабинета своего.

Отмелькали тени, затихли голоса, шорохи, позвякивания, шаги, дед закрыл входную дверь, замок, крючок, цепочка, затворил кабинетные двери, погасил свет.

Было тихо, сон окутывал полумглою, и тут в ее обострившийся от страха слух влился звук мотора. По дворам ездил грузовик, остановившийся в выступе дворовом, внизу, под окнами, где машины не останавливались никогда. Прыжки людей из кузова, слова команды, стук подкованных металлом копыт-сапог. Она прокралась на кухню, к туалету; ей слышно было, как по черной лестнице взбегали, стучали в двери этажом ниже: «Открывайте!» Расхрабрившись, она глянула в замочную скважину двери черного хода. Люди в форме поднялись на их площадку, стояли молча. «Облава на воров! Сейчас и к нам придут, найдут краденое!»

Промчалась ветерком в ночной рубашонке, скорее под одеяло, укрыться с головой, спастись.

Но никто не пришел, отзвучали пугающие шумы, отходили, цокая, по черной лестнице, укатил грузовик.

В ее сне в маленькой библиотеке, отгороженном хвосте прихожей, открылись две секции полок подобно тайной двери, вошел одноглазый, спрятал в бюро мешочки с пиастрами и со слитками золота, закрылись за ним книжные полки, упал занавес морфеева кинотеатра.

Часы пробили раз. Засыпая снова, она изумилась: так разбойничья встреча вместе с облавой длились полчаса?! ей показалось — целую вечность.

Утром бабушка уходила на Кузнечный рынок, иногда в этот поход и девочку брала, через три двора с разными запахами (пекарни, благоухающей свежеиспеченным хлебом, прачечной, чье белье в любое время года пахло снегом, гаража в облаке бензина) и через четвертый двор кинотеатра без запахов и примет, из которого можно было выйти на Невский и по Марата дойти до Кузнечного рыночного переулка. Рынок был дорогой, покупали корешки-зелень, хозяйский творог (переболевшей внучке), квашеную капусту, в месяц телятины — телятину, но месяц этот еще не настал. Бабушка собиралась зайти к машинистке на Поварской за дедушкиными статьями.

Шептала Клава:

— Говорят, ниже этажом ночью хозяина арестовали...

«Да неужто и хозяин ниже этажом тоже из шайки?»