Квартирная развеска

Уходи, говорил Флоренский, сейчас конвойные вернутся, они образцы водорослей в лабораторию понесли, а заодно отошли пообедать, сейчас явятся, буду под их недреманым диким взором полянки водорослей искать, уходи, они станут стрелять в тебя, берегись. Нет, отвечал дельфин, не станут, они уже пробовали убивать дельфинов, да съесть не смогли, мы им без надобности. А какие водоросли ты ищешь? Ты не знаешь, отвечал отец Павел, они часто стреляют просто так, им нравится стрелять, убьют, покалечат, уходи, еще встретимся, радость, душенька, дружочек, кулёма камчатская. Ищу Aupheltia и Desmorestia, вот эти, стебельки на мостках лежат, из них добывают агар-агар. «Агар-агар», — повторил Соловок и рассмеялся смехом Флоренского. Я тебе покажу, сказал он, где лужайки и полянки этих водорослей. Только показывай не все сразу, тогда меня еще раз сюда приведут, и мы увидимся. Если уж мы встретились, мы не расстанемся, сказал Соловок, теперь на расстоянии я всегда буду знать, где ты, а ты — где я, мы будем говорить мыслями, картинками, словами твоими или говором моим. Некоторых заключенных, сказал отец Павел, увозят отсюда на поезде в Сибирь или на Дальний Восток, как же не расстанемся. Мы плаваем на Дальний Восток, отвечал дельфин, я там родился, тебя повезут на поезде, а я поплыву по Северному Ледовитому океану, ты там тоже будешь искать водоросли, а я выплыву пред тобою, радость, сюрприз. Знаешь, сказал Флоренский, тут иногда сажают узников на баржу, а баржу потом топят, вот если бы и со мной так случилось, я навсегда бы остался с тобою в здешней воде. Если ты голодный, сказал Соловок, я пригоню тебе рыбу к мосткам, мы всегда, мама говорила, пригоняли рыбу для поморов. Спасибо, отвечал отец Павел, но мне ее не приготовить, рыбу-то. Вот поморы, сказал дельфин, могут сырую рыбу есть. Между прочим, при дальних плаваниях-переходах некоторые дельфиньи сообщества гонят свои стаи рыб перед собою, как люди-пастухи гоняют стада овец. Ты знаешь про людей-пастухов? улыбаясь, спросил Флоренский. Некоторые пастухи, отвечал Соловок, ходили по водам и понимали всё. Мне не нравится, что от твоей большой тюрьмы всегда пахнет кровью. Я в детстве и в юности мечтал жить на острове, видеть приливы и отливы, сказал отец Павел, и сбылась моя мечта, вот я живу на острове, но на страшном тюремном. Еще мечтал я жить в монастыре, вот и живу, но из этого монастыря сделали каторжное гиблое место. И всегда мечтал возиться с водорослями, а ведь и это сбылось. В жизни людей, я понял, все наши желания и мечты сбываются, но каким-то неподобным образом. А ты перестань мечтать, сказал Соловок, хочешь, я помогу тебе уплыть с твоего плохого острова? Куда же мы поплывем, сказал отец Павел, у нас теперь во всей стране так. Есть другие страны, сказал Соловок, морей полно, стран много. Ничего не получится, отвечал отец Павел, вот я уплыву, убегу, а мою семью из-за этого поймают, жену любимую, детушек схватят, станут выпытывать, где я, по злобе убьют, нельзя мне убегать, я их тут спасаю пребывательно и молитвенно. Скажи свои особенные слова, попросил дельфин, от них так хорошо. Это молитвы, отвечал Флоренский, на них мир стоит. Соловок повторял, как мог, слова молитв, потом перекувырнулся, вылетев из воды, а вот некоторые, сказал он, мама говорила, считают, что мир стоит на трех китах.

Наумов проснулся мгновенно, рывком, молниеносно, обычно при таких пробуждениях сновидения забывались, но это он помнил.

Все его листки с цитатами, планами, черновиками, разложенные на столе, пропахли пожаром. Сердце колотилось. Он пил воду, волнение не уходило, он оделся, пошел пройтись, вышел в малый клочок ночной полумглы между закатом и восходом, посещающий город в преддверии, в начале больших приполярных белых ночей.

Белонощной тишиной залит был весь примыкающий к Среднерогаткинскому район, все окна были темны, к аэропорту стремились самолеты, спутник промелькал в большом небе, как много неба досталось этой стране, думал Наумов, а вот и зеленый огонек в узком амбразурном оконце загадочного замка заброшенной электростанции погас, то был знак, что скоро начнет светать.

«А вот и первый встречный». Петляя по тропкам, сносимый с тропы на тропу водочным вестибулярным ветерком, со стороны города шел пьяный в хлам старик. Наумов, охваченный время от времени накатывавшейся на него волной озорства, неуместной детской непосредственности, встал у прохожего на пути.

— Уважаемый, скажите, пожалуйста, не случалось ли вам когда-нибудь встретиться с дельфином?

Покачиваясь, старик смотрел на Наумова, с трудом удерживаясь на точке вертикали.