— Итак, — продолжал Филиалов, — все мы знаем, что автомат или автоматон — заводной механизм, напоминающий человекообразного робота. Другое название этих изощренных кукол — механоиды. Были еще и мелкие заводные куклы, фигурки, чаще всего встроенные в корпуса больших часов, водившие хороводы, возникающие и прячущиеся жакемары, иными словами жакушки и джекушки. Jack было название главного инструмента, используемого механиками-часовщиками, строящими башенные часы. Хочу обратить ваше внимание на то, как тесно связаны с изменением человеческого сознания и образа жизни способы измерения времени. Когда-то время определяли по солнцу, по луне, по звездам, — как, например, мореплаватели. Люди изобрели солнечные часы, разумеется, южане, жившие на солнечной стороне Земли. Существовали водяные клепсидры и песочные часы, мерные свечи, позже звон колокола церковного сообщал слышащим его посвященным который час.
И вот явились изобретатели-часовщики («он был колдун, часовщик, он одушевлял вещи»), сцепились шестеренки, двинулись стрелки, качнулись на цепях пыточные гири, закачался туда-сюда маятник, новое время явило адептам своим круглое лицо циферблата.
Быстро темнело, куст сирени стоял в окне, дело шло к тому, чтобы включить магнитофон и диапроектор, Филиалова слушали внимательно, в тишине присмиревшего зала звучал голос его.
А мне в эту минуту остается только вспомнить будущее, двигавшееся навстречу Свияжску дней юности моей. Позже, много позже волею судеб оказался я в Англии, точнее, в Шотландии, не в туристической, но отчасти деловой поездке, связанной с конференцией художников, керамистов, и стекольщиков; я входил в группу дизайнеров-монтажеров передвижных выставок.
Маленький музей подле Московского проспекта уже вошел в нашу с Каплей жизнь, но пока тихо, радостно, в виде первого ознакомительного посещения. Поэтому с удовольствием великим, попав в Глазго в Mechanical Cabaret Theatre, театрик автоматов и кинематографических устройств начала XXI века, где множества маленьких жакемаров неустанно трудились и шерудились вокруг очарованных развеселившихся слушателей, получил я в подарок диск с изображениями малюток и буклет кабаре-театра, предвкушая, как будем мы дома с Каплей и Ниною увеселяться приключениями всей этой мелочи с открытыми конструкциями передач, зубчатых колесиков, шестеренок, трансмиссий и рычажков из дерева, пластика и металла. Кто только не трудился тут на ниве кулибинского изобретательства веселых шотландских мастеров!
В большинстве своем мелкие кинематоны снабжены были этикетками с названиями: «Пловец», «Лодка с гребцами на волнах», «Всадник», «Поедатель мышей», «Пожиратель рыбок» (особо уморительный поедатель-пожиратель сидел в ванночке, наполненной сосисками, ел их безостановочно da capo al fine, сосиски не убывали, вспомнилась строчка поэта Дроздова: «Любимая в углу сосиски ест, уничтожая их как пилорама»), «Пропилеи» со скачущими из пропилеи в пропилею овцами, я сразу же представлял себе это охренительное стадо перед пропилеями Смольного, «Танцор», «Стрижка», «Дрессировка», «Вольтижировщица и циркачка», «Рыбки», «Заяц со скакалкой», «Диалог», «Механический кот побольше играющий с механическим котом поменьше», — игрушка со своей игрушкой, «Бегущий пес», «Бесконечное отъедание львом башки дрессировщицы» (голова возвращалась на место, лев отъедал ее снова и снова), «Игрок на банджо», «Кот ест колбасу», «Забивание гвоздя», «Сверловщик» и так далее. Особую роль в экспозиции играл египетский бог Анубис. Почему изобретатели зациклились именно на этом широкоплечем с тонкой талией, с длинной узкой профильной собачьей головой, осталось тайной. Два Анубиса ехали на тандеме. Анубис делал зарядку. Трио пляшущих Анубисов. Анубис — всадник. Апогеем являлся «Анубис, приносящий кофе в постель Олимпии». Маленькая деревянная Олимпия, карикатурно похожая на своего прототипа с хрестоматийной картины Мане, и египетский шакальеглавый с подносиком возле ее кровати; на подносе кроме кофе стояла бутылочка абсента. Рядом наблюдала сию сценку фигура чертика, у которого росли рога, вырастали на глазах у веселящихся посетителей.
Когда еще в институте я учился, один из самых талантливых рукоделов-дизайнеров из группы, младше меня на курс, на кафедре «Заводная игрушка» к своему проекту из подручных средств (видать, пару заводных лягушек-курочек и старый будильник разобрал) сделал еще и действующую модель под названием классическим «Чертопханов и Недопюскин», Чертопханов по ассоциации с Черепановыми, два бесенка, побольше и поменьше, на паровозике с колокольчиками катались; чертенок из Глазго напомнил мне этих бесенят: одна семья.
Неведомо, что мог бы значить этот всплеск интереса к механическим заводным игрушкам, кинематонам механической анимации как таковой. В конце XX века и в начале XXI наблюдали мы поистине новую волну, new wave, как местные уездные англоманы говорят.