На глазах блеснули слезы, и сердце сковало тоской. Одна. Теперь уже точно до конца жизни, если только мне не удастся сбежать отсюда. Как бы мне хотелось сейчас за одну секунду оказаться в объятиях моего родного аквентийца и услышать, что он всегда рядом. Я немного выпала из реальности, как вдруг услышала хруст снега и приближающиеся шаги. Я была ни в том положении, чтобы быстро спрятаться или вернуться в дом, поэтому я замерла и уставилась в направлении звука.
— Это просто невероятно, — услышала я привычно раздраженный голос Ан Ара, стремительно приближавшегося к крыльцу, — ты решила спровоцировать температуру?
Не давая мне шанса и рта открыть, он, добравшись до меня за несколько секунд, поднял меня на руки так легко, будто я вообще ничего не весила, и вошел в дом. Разувшись, он отнес меня к камину и усадил на кресло.
— Ты ведешь себя не разумно, — продолжал отчитывать меня он, — и как только ты спустилась сюда в твоем состоянии?
Сейчас у меня не было сил спорить с ним, расстроенная воспоминаниями о любимом, я тихо ответила:
— Я больше не могла сидеть в этом замкнутом помещении, мне хотелось глотнуть воздуха.
— Могла бы дождаться меня, — упрекнул он, и я с удивлением посмотрела на него. Не думает же он, что я смогла бы попросить его выгуливать меня? Он сердито глянул в мою сторону и, ненадолго задержав на мне взгляд, помрачнел еще больше.
Несколько раз пройдя по комнате, он спросил:
— Тебе больно?
— Да, — ответила я, грустно глядя на огонь.
Мне показалось, что в комнате повисло напряжение.
— Вин Ар обработала твои раны? — спросил он озабочено.
— Те раны, которые у меня болят, нельзя обработать, — обреченно сказала я, понимая, что не могу прийти в себя от нахлынувших воспоминаний об Аквенте.
Он резко отвернул голову, затем, повернувшись обратно, сердито спросил:
— Ты уже второй раз говоришь про это, поясни, что так сильно причиняет тебе страдание?
Его тон стал меня раздражать.
— Что именно тебя так злит? — спросила я с вызовом.
— То, что ты говоришь загадками, — буркнул он. — Да, я забрал тебя, но намеренно боли тебе не причинял, я поселил тебя в комфортные условия, и мне очень жаль, что с тобой приключился этот ужасный инцидент. Виновные наказаны.
— Ты думаешь, меня это хоть как-то заботит? — выпалила я, — мне наплевать на эту женщину, мне здесь вообще на все наплевать, я хочу назад на Аквент к тому, кто меня любит, кто сейчас мечется в поисках, сходит с ума из-за твоего мерзкого поступка!
Мне показалось, что мои слова резко хлыстнули его, потому, что на фразе «к тому, кто меня любит» он неестественно дернулся и почернел. Не говоря ни слова, он встал и отошел к окну.
— Об этой боли ты все время твердишь? — наконец, глухо спросил он, не оборачиваясь.
— Да, — выдавила я с вызовом, — ты разбил мне сердце, — срываясь, почти выкрикнула я, — ты ничего не знаешь, ты не знаешь, как я жила на Земле, сколько мне пришлось вытерпеть, и когда судьба подарила мне крошку счастья, ты отобрал и ее!
Мне показалось, что комната буквально накалилась, потому, что меня бросило в жар, и энергетически я ощутила сильное давление, исходившее от него. Он не двигался, но было видно, что его тело окаменело. Казалось, он не дышал, и я пожалела, что не могла сейчас вскочить и убежать от сюда куда-нибудь далеко. Этот гурутиец был жестоким и злым. Какое ему могло быть дело до моих страданий? Я для него никто и чужая боль — это последнее, что могло его волновать. Он продолжал молчать какое-то время, и я немного успокоилась, отвернувшись от него и рассматривая сполохи огня в камине. Я убеждала себя, что мне все равно. Я попробовала отделиться мысленно от него и, обособившись, ушла в свои грустные мысли.
Через какое-то время он вдруг развернулся и пошел вверх по лестнице, оставляя меня одну.
— Наверное, в душ, — подумала я, — слава Богу, хоть я пока тут, чтобы не видеть, как он расхаживает полуголый по комнате.
У меня было странное ощущение, когда я была вынуждена взаимодействовать с Ан Аром. Однозначно он вызывал у меня опасение, неприятие, но меня удивляло, что внутри себя я обнаружила нечто, напоминающее обиду. На что я могу быть обижена? Испытывать к нему ненависть, как к врагу — было нормой. Но то чувство, которое беспокоило меня изнутри не было связано с моим похищением. Было что-то еще, что сознательно не поддавалось анализу. Что-то, что будто толкало меня на конфликт с ним.