Квини

– А ты вообще заметила, каким тоном я с тобой там разговаривала? У нас новая администратор, белая фифа, она заявила мне, что я должна «следить за речью». Чтобы не «смущать клиентов». Ты представляешь? Да единственный человек, которого я смущаю, это она сама! – Чески хмыкнула и села напротив меня. – Мне вся эта хрень страшно действует на нервы. Ну, рассказывай давай.

– Похмелье, – простонала я. – Впервые за сто лет.

– Будет тебе урок, – рассмеялась Чески. – Ну и как все прошло? Стоило того, чтобы выдержать бабушкины побои?

Я вся сжалась от громкости ее голоса и от воспоминания.

– Ты про свидание с Лысым Альфой? Тот еще расист. Он вчера говорил очень неоднозначные вещи.

– Да? – Чески приподняла бровь. – Какие же?

– Например, он на полном серьезе спросил, не кажется ли мне, что черные женщины беременеют специально, чтобы получить бесплатное жилье. Я даже спросила, не обдолбался ли он.

– Скажи, что ты шутишь.

– Я бы с радостью. Он отпустил такую шуточку на тему порки рабов, что мне захотелось поджечь его дом!

Чески сжала кулак.

– И представь, все это началось, когда он обвинил меня в том, что я одна из «этих, для кого Жизни черных важны».

– Как же меня это бесит. Хочешь, я найду пару-тройку черных ребят, которые заглянут к нему гости и слегка встряхнут этого придурка? – предложила Чески.

– Нет, нет!

– Тогда он поймет, что черные жизни важны, не сомневайся.

– Нет, он таким образом только убедится в своей правоте насчет нашей агрессивности. Но спасибо, – я похлопала ее по руке. – Не представляю, откуда все это. Он писал такие спокойные сообщения.

– Ненавижу таких понторезов! Он прекрасно знал, что делает, у таких все просчитано. Я слышала о таких мужиках. Белых мужиках, которые любят завлекать черных девушек, использовать их по своему усмотрению, а потом унижать. Спорю, он просто ждал, когда ты напьешься и окажешься у него дома, чтобы начать всю эту херь про Джима Кроу[17]. Так ведь и было, да?

Я кивнула, и она покачала головой.

– Мне очень жаль, детка. Я знаю, он показался тебе нормальным.

– Вот именно, – вздохнула я, растирая виски. – Но если уж кто и мог снова попытаться сходить на свидание, а потом оказаться в доме неонациста, так это я.

– Квини. Он, может, и неонацист, но вообще-то все мужики – козлы, чтоб ты знала, – Чески пожала плечами. – Может, ты хотя бы теперь перестанешь встречаться с белыми.

Глава 28

После безуспешных попыток убедить бабушку, что мое похмелье – это какая-то таинственная болезнь, меня на три недели посадили на своеобразный домашний арест для взрослых. Мне было позволено ездить на работу и возвращаться домой, а также заниматься миллионом домашних дел по выходным. В качестве нововведения, которое не принесло мне никакой пользы, бабушка и дедушка теперь стали верить в существование психологических расстройств и примерно миллион раз произнесли в мой адрес слово «рецидив».

Сегодня я, наконец, свободна, так что вечером намерена отпраздновать это дело и в одиночестве сходить в кино.

Работа уже идет легче. Не так, конечно, как в фокусе с воском[18] из фильма «Парень-каратист», но я хотя бы уже не порываюсь с криками убежать из здания редакции. И если продолжу в том же духе, то с учетом денег, подаренных мамой, скоро смогу снять себе отдельную квартирку. Я смогу жить одна, и хотя к этому придется мучительно приспосабливаться, но преодолеть эти трудности вполне возможно.

Я так примерно себя вела на работе и так старалась, что на меня стали сваливать все больше заданий и вкалывать приходилось все активнее – коллеги и начальство рассмотрели во мне ответственного профессионала. Собираясь после работы на шестичасовой сеанс, я задержалась всего на час. Вызвала лифт, двери открылись, я вошла и подняла взгляд.

– Квини!

Кажется, Тед испугался, увидев меня.

– Хорошего тебе вечера, – сдавленно сказал он, нервно проводя руками по волосам.

Я собралась выйти из лифта, но двери закрылись. Я молчала, отодвинувшись от него как можно дальше, практически слившись с одной из металлических стен. Я слышала его тяжелое учащенное дыхание. Бросила на него быстрый взгляд. Он весь взмок. Мы спустились на первый этаж, и я пулей вылетела из лифта, а потом на скорости света пронеслась через вестибюль, быстрым движением приложив пропуск к турникету.

Я вышла из здания, и убедившись, что он меня не видит, присела на каменный парапет. Грудь сдавило, подкатила паника. Я закрыла глаза, потом на три счета вдохнула, на одиннадцать выдохнула. Паническая атака накрывала меня тяжелыми волнами. Ноги задрожали, так что я оперлась локтями о колени, чтобы они не тряслись. Потом изо всех сил зажмурила глаза, стараясь мысленно перенестись в безопасное место. Теперь стали дрожать руки, да так, что соскользнули с колен.

Я выпрямилась и открыла глаза. Почему у меня ничего не получается?