– Мне правда не по себе. Я хочу полежать. Видишь, как меня трясет? – я протянула ей дрожащую руку.
– Ты думаешь, меня никогда не трясло? Еще как трясло, целый год после рождения твоей матери. Давай вылезай.
Прошло две недели. Две недели домашних дел, болезненности, сброшенных телефонных звонков и неотвеченных сообщений, и молчаливой паники, чтобы бабушка и дедушка не догадались о моей слабости.
Однажды во вторник, примерно между утренней ванной и выносом мусора, мне позвонили с незнакомого номера. Я аккуратно нажала кнопку ответа на вызов одной рукой, поскольку в другой держала пустые упаковки из-под молока и каши.
– Здравствуйте, это Квини Дженкинс? – зазвучал в трубке веселый женский голос.
– Да, кто спрашивает? – спросила я, спускаясь по тропинке от дома.
– Меня зовут Аманда, я звоню из СЛЭМ[14]
. Мы получили ваш запрос, – сказала женщина тем же тоном.– СЛЭМ?
– Больница в Модсли, – ответила она. – Мы получили ваше письмо с запросом на терапию.
Я выбросила мусор в бак и обернулась к дому, чтобы убедиться, что на меня никто не смотрит. На горизонте было чисто, но у моих бабушки и деда суперслух, так что я вышла за ворота и пошла по улице.
– О. Как вы быстро, – удивилась я. – Я думала, мне придется ждать не один месяц, если вообще дождусь.
– Так обычно и бывает, но у нас освободилось место. Может, вы приедете на ознакомительную встречу? – напирала Аманда из СЛЭМ. – Это просто беседа, она займет не больше часа.
– Да, конечно. Наверное. Можно я подумаю? – это было несколько неожиданно. – Где вы находитесь?
– В Камбервелле, напротив Королевского госпиталя, за станцией Денмарк Хилл, – сообщила она. – Но когда мы вас запишем на прием, вам придет письмо, в котором будет вся необходимая информация. Так что сейчас можете не беспокоиться.
Ближайшая запись была на следующую неделю – то есть, весьма скоро, но я быстро согласилась, не дав себе возможности потянуть время и отказаться. Я вернулась к дому и обнаружила бабушку, стоявшую на крыльце со сложенными на груди руками.
– И с кем это ты там беседовала? – спросила она, как всегда, поджимая губы.
– Ни с кем! – ответила я.
– А почему ты так волнуешься?
– Просто так. Ничего. Я пойду наверх, – я разувалась, стараясь не отводить взгляда от своей обуви.
– Хм. Думаешь, мне обязательно смотреть тебе в глаза, чтобы понять, что ты врешь? – сказал она, потом хмыкнула и ушла в кухню.
Дарси:
Квини, как дела у тебя? Я соскучилась!
Чески:
Да, детка, ты обычно так долго не молчишь
Квини:
Привет
Квини:
Я так себе
Квини:
Но справлюсь
Дарси:
Отдыхай! Тебе некуда спешить!
Квини:
Мне есть куда спешить.
Мне так давно плохо.
Я хочу, чтобы стало лучше. Хочу быть нормальной
Дарси:
У тебя много чего случилось, Квини. Это все нужно переварить. Но ты справишься!
Квини:
Наверное
Чески:
Детка, я знаю, что это безумие, но ты совсем скоро придешь в себя. Поверь. А пока ты ничего не пропускаешь. Я даже не ходила на свидания за это время, так что новых историй нет
Квини:
Ха
Квини:
Я, наверное, ненадолго выпаду из обоймы, если вы не против. Я с вами беседую и вспоминаю, что от той Квини, с которой вы дружили, осталась одна оболочка
Дарси:
Ты наша Квини! Тебе не нужно специально быть какой-то, чтобы мы тебя любили. Отдыхай. Мы всегда рядом. Обнимаю
Чески:
Точно. Согласна с Дарси. Люблю тебя
Той ночью, как и следующей, я не спала, раздумывая, как бы сообщить бабушке и дедушке, что я собралась к психотерапевту. Врать мне не хотелось; поскольку я жила у них, то каждая секунда моего времени была ими обдумана, рассчитана и записана.
Утром в пятницу, после завтрака, я решила, что сообщу бабушке после того как схожу до почтового ящика, чтобы отправить дедушкино письмо, а уж потом, исходя из ее реакции, подумаю, как обо всем сообщить деду.
– Я слышала, как ты ночью свалилась с кровати, – крикнула бабушка из кухни, когда я спускалась утром вниз.
– Извини, – отозвалась я. – Это уже второй раз за неделю. Может, мне подушки по полу разложить?
– Даже не думай
– Где? – спросила я, входя в кухню. Она сидела за столом, сложив руки с начальственным видом.