Квини

Через две недели после встречи с Джанет меня вдруг позвали вниз с чердака, куда меня отправили «организовать» тюль. Я слезла со стремянки и пошла в кухню.

– Тебе письмо.

Бабушка указала на лежавший на столе белый конверт, вытирая пыль старой тряпкой, доживающей свои последние дни.

– И что, это так срочно, чтобы я бежала сюда с чердака? – спросила я.

– Не поняла! – отозвалась бабушка. – Ты как со мной разговариваешь?

Я пробормотала извинения и пошла читать письмо в переднюю гостиную, но за мной пошел дедушка и выгнал меня оттуда, не успела я даже сесть.

– От кого это? – прокричала из кухни бабушка.

Я ушла в комнату.

Дорогая Квини.

Мне действительно кажется, что с участием и заботой я могла бы помочь вам справиться с проблемами. Это займет какое-то время и будет непросто, но мы можем пройти этот путь вместе. У меня было довольно много пациентов, и я знаю, что на отношение к терапии влияет большое разнообразие факторов. Если вам некомфортно в моем кабинете, мы могли бы встречаться в месте, где вам будет уютнее – в кофейне, например, или в студии в моем доме в Голдерс-Грин.

Зачем ей это? Она что, решила побыть мисс Хани из «Матильды»[15], или как?

Когда вы пришли ко мне, я увидела в вас и ту, кем вы являетесь сейчас, и ту, какой вы могли бы быть. Вы пережили много потерь, много горя за очень короткое время. Не удивительно, что вам пришлось немного выпасть из жизни.

Я могу помочь вам вернуть жизнь в свое русло. Обычно я не даю обещаний, но вам я обещаю: если мы постараемся, то найдем вам такое место, где вы снова сможете быть собой. И не только вы, но и лучшая версия вас. Подумайте и об этом.

Пожалуйста, позвоните мне.

Джанет.

Я глубоко вздохнула и подумала, что впереди меня ждут несколько очень трудных недель.

* * *

Когда ничем не занят, время бежит очень медленно. После всех бытовых дел я, как и полагается, приняла ванну и ушла спать в десять часов вечера. Я хотя бы снова стала нормально высыпаться, что хорошо, поскольку подъем у меня до сих пор в семь утра. Сегодня понедельник, по понедельникам у меня консультации, и сегодня мы встречались с Джанет уже пятый раз.

Лечение мое шло не в таком волшебном режиме, как я надеялась. Храни господь наш Минздрав, потому что если бы мне пришлось оплачивать терапию из своего кармана, я бы обанкротилась, не пройдя и половины курса. Во время наших сессий в крохотной квартирке в Голдерс-Грин еще в самом начале мы повоевали за антидепрессанты (я против, поскольку боюсь, что превращусь в зомби, а Джанет – за, поскольку их успокоительный эффект помог бы мне в терапии), поговорили о моих отношениях с друзьями (я завишу от их мнения в оценке своих мыслей и действий), о случайном сексе (я завишу от него в оценке своего тела и уровня контроля), о Томе (о том, как сильно я зависела от него и как сильно меня это пугало, что привело к наплевательскому отношению к себе), о моем отце (от которого я абсолютно не зависела, и поэтому теперь отношусь к мужчинам как к расходному материалу – хотя я не то чтобы в восторге от этого фрейдистского связывания отцовского образа с сексуальным поведением). Мы выяснили, что я не люблю держаться за руки и обниматься, потому что мне некомфортно в атмосфере любви и физической нежности; я боюсь, что их у меня отнимут, и я останусь одна. Я даже не представляла, сколько всего творится в моей маленькой голове. И хотя я надеялась этого избежать, на этой неделе нам пришлось поговорить о моей маме.

– Что ж. Вас растила мама? – спросила Джанет, откладывая в сторону блокнот и ручку.

– Да, – кивнула я. – До моих шести лет мы жили с бабушкой и дедушкой. А потом переехали в свой маленький домик. А потом она познакомилась с мужчиной, и мы поселились у него.

– Этот мужчина стал ее партнером?

– Рой. Да, Рой, – сказала я и глотнула воды, потому что у меня пересохло в горле.

– Этот Рой – вы с ним подружились? – Джанет поерзала в кресле.

– Нет, – быстро ответила я.

– Расскажите, – попросила Джанет, слегка сводя брови.